Потерянная виселица (= Тень убийства)
Шрифт:
Лицо Джека Кетча оказалось лицом сэра Джона Ландерворна.
Глава 18
НАРУЧНИКИ
Лицо сэра Джона Ландерворна... Худое, костлявое, строгое, в сияющем ореоле седых волос, с усами, короткой бородкой. Непроницаемые серые глаза под тонкими бровями, прикрытые веками. Острый нос, крепко сжатые губы.
Не знаю, видел ли я его в бессознательном тумане, но, когда очнулся, оно первым предстало передо мной. Сначала почувствовал головокружение, тошноту, слепящую головную боль, смутный гул голосов. Поднял голову, сидя у стены, разглядел освещенное множеством газовых ламп помещение, а прямо перед собой лицо сэра Джона.
Назойливо мелькнула мысль: "Джек Кетч - это..." Бред! Сон, безумная фантазия,
От раскалывающей голову боли хотелось закрыть глаза, но надо было разгадать ошеломляющую загадку. Мне видна была лишь небольшая часть комнаты, где находился один сэр Джон. Потом я разглядел ноги Толбота, расслышал его голос:
– ...предупреждаю, все, что вы скажете, может быть использовано против вас.
Сэр Джон разволновался, глубоко задышал, сдержал дыхание, как бы окутанный каким-то кошмарным туманом. Седой, равнодушный, нетерпеливо дернул головой.
– Не будьте идиотом, Толбот,- бросил он, выдавив привычную ледяную улыбку.- Что ж, продолжайте болтать свою чепуху. Вам известно, "честный коп", что вы меня взяли.
– Значит, вы не отрицаете?..
– Зачем отрицать, черт возьми?- сухо сказал сэр Джон.- У вас же есть доказательства, которые я, разумеется, признаю. Только знайте,- поднял он ледяные глаза,- мне на это плевать. Я попробовал сесть, стараясь разобраться в деталях. Перед глазами отчетливо встала комната. Горели все газовые лампы. Рядом со мной стоял Толбот, выглядевший довольно устало. За креслом сэра Джона торчал полицейский в штатском, держа за плечо Тедди, сгорбившегося у стены, закрывшего рукой глаза. На оттоманке слева от двери, которую я смутно разглядел при входе, сидела неясная фигура, и при виде ее я прозрел окончательно. Это был Низам аль-Мульк. Страшно бледный, взъерошенный, обросший щетиной, с болезненным лицом, утратившим всю веселость, с пылавшим ненавистью взглядом, он крепко держался за оттоманку, стараясь унять дрожь.
Из-за дверных портьер шагнул Банколен, хладнокровный, бесстрастный, глядя на сэра Джона как на диковинное насекомое. Сэр Джон резко вспыхнул. Царило молчание...
– Хотите... сделать заявление?- спросил Толбот.
Последняя формальность нагнала на меня неудержимую дрожь.
Сэр Джон, высокий, худой, поднялся, заслонив широкими сгорбленными плечами голубовато-желтый свет газовых ламп. Он казался теперь хрупким, слабым, только на тонком лице сохранялось решительное выражение. Он хмуро смотрел прямо перед собой.
– Я дам письменное признание,- сказал он,- если вы сейчас отведете меня в номер. Надо все разъяснить...
Он умолк и вдруг бросил взгляд на Банколена. С обычным высокомерием и хладнокровием, но с помрачневшим взглядом сухо заявил:
– Видно, вы выиграли пари.
– Пожалуй,- равнодушно подтвердил детектив.
– Я пришлю вам чек,- хрипло бросил сэр Джон.- Друзья!- со звоном встряхнул он наручниками.- Друзья! Помоги нам Бог!
Банколен наклонил голову. Я не имел понятия, что кроется под его сатанинской маской с насмешливо приподнятой бровью, выражавшей лишь жестокую любезность. Казалось, он с трудом удерживается от улыбки. Сэр Джон по-прежнему не шевелился. Бросил удивленный взгляд на наручники, точно не понимал, что это такое...
– По-моему, Толбот, можно их снять,- заметил он.- Я больше сопротивляться не стану...
Инспектор поспешно шагнул вперед, снял наручники. Тогда сэр Джон, как бы не в силах
– Вы... давно знали, да?
– Да, догадывался. Кин...
– Мой сын,- договорил сэр Джон.
Наступило молчание. Волнение сэра Джона выдавало только учащенное дыхание, но он мог сорваться в любую минуту, сжимая кулаки, громоздясь, как башня, в необычной обстановке чердака. Бросил взгляд на оттоманку, на миг содрогнулся всем телом: я видел его сотрясавшуюся от ненависти тень. Аль-Мульк вскрикнул.
– Свинья!- прокричал сэр Джон.- Это был мой сын!
Страшный голос гулко прозвучал в пустоте.
– Тише, сэр,- сказал Толбот, схватив его за руку,- успокойтесь!..
Сэр Джон на мгновение замер, потом медленно оглянулся, голос зазвучал негромко, но нервно и звучно.
– Наденьте снова наручники, Толбот,- приказал он, протянув дрожавшие руки.- Наденьте, старина... Хорошо. Хорошо. Спасибо. А теперь...- Он нахмурился, чуть успокоился, вперил в газовые лампы невидящий взгляд.Знаете...- нерешительно начал он,- понимаете... я очень любил своего мальчика. Кроме него... у меня ничего не было, я гордился... и думал... он умер достойной смертью...
Думал,- повторил сэр Джон,- он умер... как джентльмен. И ошибался. Не мог себе даже представить, что какая-то свинья... заставила его покончить с собой... из-за того, в чем он не был виновен. Узнав об этом...- Он взял себя в руки, тяжело перевел дыхание, крепче стиснул зубы и попросил: - Будьте добры отвести меня вниз, Толбот.
Толбот двинулся к двери, откуда появился очередной полисмен в штатском, взяв сэра Джона под руку. Потом инспектор кивнул второму полицейскому, и тот повел к выходу Тедди. Все происходило без слов, без единого звука, кроме тихого звона наручников и сдавленного плача Тедди.
– Полегче с ним, офицер,- сказал сэр Джон.- Мое признание снимет с него вину. Он просто выполнял мои распоряжения.- У дверей помедлил в нерешительности, словно его одолела слабость, прищурил на нас близорукие глаза, но нес свои кандалы с гордой улыбкой.- И последнее,- твердым тоном сказал он.- В передней комнате потайного номера стоит комод в левом углу. В ящике вы найдете решающие доказательства, что Низам аль-Мульк застрелил Пьера де Лаватера 16 ноября десять лет назад. Я получил их от Грэффина. Среди прочего - фотография. Банколен, я прошу вас использовать эти свидетельства, чтобы послать его на гильотину. В той же комнате в шкафу заперта Колетт Лаверн, связанная, с кляпом во рту. Надеюсь, к этому времени она уже задохнулась. Кроме того, обнаружите короткий меч, которым я убил шофера, и пистолет, из которого застрелил сержанта Бронсона. На суде пригодятся. По-моему, все.- Он собрался с силами, слегка кивнул.- Всего хорошего, джентльмены. Видимо... больше мы не увидимся.
...После их ухода долго стояло молчание, Толбот бесцельно метался по комнате, ероша встрепанные волосы и что-то бормоча. Последние слова сэра Джона оставили горький привкус безнадежности, обреченности. Холодно, неумолимо бежали сонные утренние минуты.
– Пожалуй, пойду лучше выпущу женщину,- устало буркнул измученный инспектор.
– Я уже это сделал,- сообщил Банколен.- Она была одурманена, но скоро придет в себя...
Кто-то бросил грязное слово. Мы оглянулись на аль-Мулька. В присутствии сэра Джона египтянин прижимался к стене, а теперь горбился на оттоманке с горящими глазами. С трудом поднял дрожавшую руку с багровыми полосами от веревки и пригладил волосы. На шее еще висела тонкая петля из какой-то скрученной проволоки. Длинные кольца проволоки звякали о стену позади, концом прикрепленные к балке на крыше... Он вдруг разразился потоком брани, какую я редко слышал. Пронзительный голос стал лихорадочно громким, он тряс кулаками, рыча цепным псом.