Потерянные души
Шрифт:
– День только начался, – бодро отозвался колдун. – Заняться пока нечем, а разливать заклятья по склянкам ещё вчера достало.
***
Сьят грыз перо и в сотый раз перечитывал вчерашний рассказ.
Так всегда: когда пишешь – душа летит вслед за словом, и всё нравится, и каждая буковка на своём месте. А когда спустя хотя бы день читаешь написанное – всё не так: и вот это слово не то, и факты не в том порядке изложены, и дополнений-пояснений не хватает. И вообще… сомнительно как-то дело смотрится. И вот тут выводы за уши притянуты. А понравится ли такое
Рыжий частично переписал вчерашний текст уже раз пять и всё равно, в очередной раз перечитывая черновик, находил огрехи. А ведь все думают, что это просто – сел и написал. Хотя написать – да, просто, а вот доработать черновик так, чтобы текст заиграл…
От творческих переживаний отвлекла почта. Сьят отложил рассказ, поднял из чёрной воды записку и невольно посмотрел на часы. Семь вечера. Родители в такое время редко пишут, прекрасно зная, что сын или на работе, или у подруги, да к тому же не любит спонтанных чаёв по вечерам. Они давно привыкли с утра о семейных посиделках предупреждать.
Рыжий развернул записку, прочитал, позеленел. И дрожащей рукой быстро-быстро набросал свою.
Ответ в виде грохнувшей двери не заставил себя ждать. Мьёл заглянул в кабинет и с затаённой надеждой спросил:
– Что за срочность?
Сьят молча подвинул письмо к краю стола. Колдун плюхнулся в кресло, взял помятый лист и прочитал: «У нас, кажется, убийство. Соседка затащила мастера Зарэ, всего в крови, на наш участок, машет ножом и хохочет. Мы закрылись дома. Что нам делать?»
– Это у твоих, что ли? – встревожился Мьёл.
Рыжий позеленел ещё больше, кивнул и выдавил из себя:
– Сходишь?..
– Уже бегу, – колдун встал и скомандовал: – А ты Лу напиши, пусть своих поднимает. Я соседку под мышку – и сюда, а он с группой пусть на месте всё осмотрит и с твоими родителями поговорит. И давай очухивайся. У тебя что, от крови и трупов только носовые платки?
Сьят немедленно полез в нагрудный карман безрукавки, вытащил узкий флакончик с золотистым содержимым, сшиб пробку и выпил зелье. А Мьёл уже был у двери вместе с курткой.
– Ты эту соседку и мастера Зарэ хорошо знаешь? – уточнил он быстро.
– Соседку зовут Ханви, – своим обычным спокойным тоном произнёс Сьят, и лишь нервно сжимающие перо пальцы выдавали его пошатнувшееся душевное равновесие. – Отец с Севера, мать южанка, сама родилась в Приграничье, но потом перебралась сюда. Я с её сыном очень дружил. И это у неё я учился писать рассказы – она всегда говорила, что у меня дар. Ханви всю жизнь изучала старые северные языки, древние книги и литературу вообще, работала в словесном училище. А вот мастера Зарэ толком не знаю. Он в прошлом году – не то весной, не то летом – на нашу улицу переехал. Мастер стар, нелюдим и замкнут. Почти год с нами живёт, но до сих пор ни с кем не здоровается, только смотрит с подозрением.
– Ну, держись, друг, – подбодрил Мьёл. – Разберёмся. Пиши Лу, чтобы собирался, и своим, чтобы не боялись. И сам знаешь, куда дальше.
Да. Архивы, регистрация… А ещё писчая работа
Он проучился у Ханви больше десяти лет, но всё ли о ней знал? Тайны есть у всех – и кто знает, что скрывает эта добродушная, улыбчивая и приветливая женщина?
***
– Чего ждёшь? – колдун нетерпеливо мялся у двери допросной. – Она неопасна. Я её и в мешок без труда сунул – даже не пыталась сбежать или напасть. А в воду мешка успокоительное подмешал. Не нападёт. А рискнёт – так я рядом.
Сьят не ответил. Он мрачно смотрел в окно на свою соседку и сам не понимал, что именно его тревожит. Женщина в допросной действительно смирно сидела на стуле и чему-то тихо улыбалась – всегда с гладкой причёской, ухоженная, аккуратная, сейчас она напоминала сбежавшую из лечебницы безумную. Волосы диким колтуном, исцарапанные руки с обломанными ногтями, строгое клетчатое платье порвано в рукавах и подоле. Мьёл почистил Ханви от чужой крови – всё до последнего пятнышка на платье вывел, – но Сьят всё равно не решался зайти в допросную.
– Мастер Зарэ мёртв, – напомнил колдун. – Пятнадцать ножевых, из них три в сердце, два в лёгкие, два в печень. Без шансов. Он ещё до моего прихода умер. Правда, то, что убийца – именно она, ещё доказать надо. Убийства вроде никто не видел, только глумление над телом, но Лу опросит свидетелей и всё уточнит. Давай допрашивай, а я потом силу её удара замерю и сделаю слепки работы обеих рук. Нож при ней, кстати говоря, был точно тот. Им убивали. Это я успел проверить.
Рыжий снова слегка позеленел и опять достал зелье, которое специально для него разработал знакомый колдун-лекарь – чтобы не мутило до обморока, нервы успокаивались и голова работала. Выпив лекарство, он вновь внимательно присмотрелся к Ханви, а женщина, словно ощутив чужой взгляд сквозь невидимое окно, повернула голову, убрала за ухо растрёпанные прядки светлых волос и широко улыбнулась.
– Это не она, – наконец понял Сьят.
Звучало дико, но…
– То есть как? – в свою очередь не понял Мьёл. – Твои родители опознали – она. А ты говоришь, нет?
– У Ханви чёрные глаза, – напряжённо пояснил рыжий. – Она наполовину южанка, у неё глаза как у матушки Шанэ – чёрные-чёрные. А у этой женщины глаза голубые. Рост, телосложение, шрам над левой бровью, родинка на подбородке – да, это черты внешности Ханви. А вот глаза… Тебе известно что-нибудь, что меняет цвет глаз – заклятья, зелья, знаки, амулеты?
Колдун подумал и пожал плечами:
– Нет. Для длительной слежки за подозреваемыми и прочих секретных дел есть морочные маски, но они изменяют только оттенок – с голубого на синий, с чёрного на карий или наоборот. Зелёные глаза могут светло-карими сделать. Но чтобы чёрные стали голубым… Нет.
– Вот и я о том же, – Сьят нахмурился, повернулся и прямо спросил: – А когда в Иххо призрак вселился, её глаза изменились?
– Причём тут… – начал Мьёл и запнулся. На секунду. – Ты что, думаешь, в неё кто-то вселился?