Потерянные души
Шрифт:
Мэрия заметно опустела, так как большинство сотрудников взяли отгул. Я зашел в приемную мэра. Его там не оказалось. На мой звонок на автостоянку он не ответил. Я оставил на автоответчике загадочный вопрос: купил ли Эрл машину, которую опробовал на моих глазах? Я не объяснил, почему меня это интересует.
Я стоял в кабинете шефа. Он собирался уйти. Заключение лежало у него на столе открытым. Шеф казался расстроенным, выдвигал и задвигал ящик за ящиком.
— Не помню, куда я, черт подери, положил билет на матч, — крикнул он секретарше. Она вошла и показала шефу тайник, где он его спрятал. Шеф сказал: — Какой смысл заводить тайник, если не можешь запомнить, где он? Я схожу с ума, вот в чем дело. — Он прошел мимо меня. — Я опаздываю, Лоренс.
— Вы не против, если я прочту заключение?
— Скажите, чтобы секретарша дала вам копию.
Я сидел в комнате отдыха. Рядом со мной — коробка с заключением. Вошла Лойс и сделала вид, будто только сейчас меня увидела.
— Лоренс? — Она сунула монету в кофейный автомат и ждала.
Я сказал:
— Дай мне шанс.
— Зачем?
— Затем, что я прошу.
Она села напротив меня, достала сигарету, постучала ею по столу, и под приглушенное гудение автоматов я рассказал Лойс о том, что видел, как Кайл высадил Лайзу Кэндол у ее дома. Но Лойс только причмокнула:
— Так, значит, это правда…
— Что — правда?
— Что ты был у дома Кэндол. Поступил анонимный звонок, что ты припарковался у ее дома. Звонивший сказал, что ты пробыл там почти всю ночь.
Я сказал:
— Они там устроили круглосуточное наблюдение по-соседски. Так почему никто не позвонил сообщить, что Реймонд Лейкок снова торгует наркотой в квартире под жилищем Кэндол? Ведь это он звонил, верно? Сукин сын!
Лойс сглотнула:
— Ты помешался на этой женщине? Находишь ее привлекательной? Что, она так хороша?
— Я не снизойду отвечать на подобное.
— Когда шеф сообщил, что ты подглядываешь за этой женщиной, мэр хотел тут же тебя уволить.
— Это было не подглядывание!
— А что? — Она глядела на меня так, как, возможно, смотрела на своего мужа, когда узнала, что его обвиняют в сексуальном домогательстве.
Я ответил на ее взгляд:
— Мне очень жаль. Ночная бессонница. — Говорить было трудно. Находить верные слова.
— Это тут при чем? — Лойс сделала движение, словно собираясь встать и уйти.
— Черт, погоди, дай же мне шанс. Я еле-еле… плачу алименты. И с каждым месяцем запутываюсь все больше… — В глазах Лойс был вызов. — Просто выслушай меня. Я не выдерживаю, встаю и просто езжу по городу — не хочу оставаться в своем доме. — Я взял у нее сигарету, сделал затяжку и вернул. — Я — потерянная душа. Мне запрещают видеться с собственным ребенком… Я не могу обнять собственную плоть и кровь. Ты понимаешь, что это такое, когда твоего ребенка держат в заложниках?
Лойс уставилась на меня:
— Тебе нужен заем из Банка Лойс, вот что?
Я помотал головой:
— Я не прошу милостыни.
— Какой разговор о милостыне между друзьями? — У Лойс была манера вот так подкреплять нашу дружбу.
Я чуть расслабился:
— Просто позволь мне попытаться объяснить. Как-то во время патрулирования я проехал мимо квартиры этой женщины. Она просто смотрела из окна — Господи, мне был знаком этот взгляд. Он напомнил мне о тех неделях после развода, когда я думал, что умру от одиночества, что не смогу жить без своего ребенка. Я заходил в детскую Эдди, просто стоял там и отчаянно хотел, чтобы он вернулся. Я думал, если бы я мог вымолить прощение, то эта тоска, эта любовь, все еще живущая во мне, каким-то образом достигнут их, и тогда они поймут и вернутся.
Рука Лойс пошла пупырышками.
— Ты ничего для нее не можешь сделать. Ты должен оставаться в стороне.
Я сказал негромко:
— Я знаю.
— Можно я спрошу?
— О чем?
— Чего ты не видишь во мне, а видишь в ней, в незнакомой женщине?
Я не ответил. Ждал.
— Я просто хочу, чтобы она убралась ради нас всех. — Лойс раздавила сигарету в пепельнице.
— Можно попросить тебя об одолжении, Лойс?
Она покачала головой:
— Об одолжениях больше речи нет.
— Ну, один-единственный раз, ну, пожалуйста. Твоя подруга в телефонной компании… Попроси ее проверить звонки к Кэндол с девяти до девяти тридцати вечера в среду.
— Я могу потерять работу.
— Пожалуйста, только одно-единственное одолжение.
— Нет… Объясни зачем?
— Может быть, мы таким образом узнаем про ее семью, отправим Кэндол туда, откуда она приехала. Мне кажется, это наш долг перед ней, ты так не думаешь?
— Не могу. — Лойс закрыла глаза и снова их открыла. Она выглядела измученной. — Это не касается ни тебя, ни меня. Оставь ее в покое, Лоренс, пожалуйста. Ради меня.
В ее глазах стояли слезы.
Я воспользовался комнатой совещаний и перебрал содержимое коробки. Конверты с фотографиями, помеченные «Травмы жертвы», «Траектория движения транспортного средства», «Данные о происшествии».
Я взял конверт с «Траекторией движения транспортного средства» и разложил на полу серию снимков и видов улицы, выявлявших восстановленные траектории обоих автомобилей. Пути каждой машины, помеченные как «тр. с. А» и «тр. с. Б», были прочерчены фломастерами разного цвета. Они пересекались и сплетались.
В другой серии снимков путь «тр. с. А» был изолирован, траектория четко установлена по отпечаткам протекторов на листьях. Она представляла собой прямую линию, ведущую к ребенку. У меня по спине пробежала холодная дрожь.
Вторая серия, изолирующая «тр. с. Б», показывала прихотливую волнистую линию, соответствующую тому, что мне рассказал Кайл. Я расположил эти снимки параллельно снимкам «тр. с. А».
Потом взял заключение и прочел его, поглядывая на фотографии. Заключение анализировало серию увеличенных снимков, на которых следы протекторов пересекались: