Потерянные слова
Шрифт:
В самом центре стоял сортировочный стол. На одном конце стола сидел папа, слева и справа от него работали трое помощников. К другому концу стола было приставлено бюро доктора Мюррея, так что он мог видеть все слова и людей, которые помогали ему с ними разобраться.
Мы всегда приходили раньше других лексикографов, поэтому и папа, и слова ненадолго оказывались в моем распоряжении. Я сидела у него на коленях, и мы вместе разбирали листочки. Когда мне встречалось незнакомое слово, папа читал определение к нему и помогал понять его значение. Если я задавала дополнительные вопросы, он старался найти книгу,
– «Этот мальчик был большой бездельник и озорник», – прочитал папа цитату, которую он только что вытащил из конверта.
– Я тоже бездельник и озорник? – спросила я.
– Иногда, – ответил папа, пощекотав меня.
Мне стало интересно, кто этот мальчик, и папа показал, что было написано сверху на листочке.
– «Волшебная лампа Аладдина», – прочитал он.
Когда пришли другие работники, я скользнула под сортировочный стол.
– Сиди тихо как мышка и не мешай, – велел папа.
Прятаться под столом было совсем не сложно.
Вечером я сидела у папы на коленях возле растопленного камина, и мы читали «Волшебную лампу Аладдина». Папа сказал, что эта сказка очень старая. Она была про мальчика из Китая. Я спросила, есть ли еще похожие сказки, и папа ответил, что их целая тысяча. Я никогда раньше не слышала подобных историй, не была в таких местах и не знала этих людей. Я оглядела Скрипторий и представила его лампой джинна. Он тоже был неприметным снаружи и полным чудес внутри. Некоторые вещи нам кажутся другими, не такими, какие они есть на самом деле.
На следующий день я стала просить папу прочитать мне еще одну сказку, забыв, что нужно сидеть тихо, как мышь.
– Бездельницу могут выгнать отсюда, – предупредил папа, и я представила, что меня отправили в пещеру Аладдина. Остаток дня я просидела под сортировочным столом, где меня в конце концов и нашло маленькое сокровище.
Это был листочек со словом, который слетел с края стола. Пока он медленно приземлялся, я решила спасти его и самой отнести доктору Мюррею.
Я наблюдала за ним. Листочек долго кружился, подхваченный невидимым потоком воздуха, и я ждала, когда же он упадет на пыльный пол, но этого не случилось. Он парил, как птица, и, почти приземлившись, перекувыркнулся в воздухе, словно по велению джинна. Каково же было мое удивление, когда он упал мне прямо на колени.
Листочек лежал в складках моего платья, как звезда, упавшая с неба. Я не осмеливалась к нему прикоснуться. Трогать листочки со словами мне разрешалось только в присутствии папы. Я хотела позвать его, но не смогла вымолвить ни слова. Так и сидела с листком на коленях, сгорая от желания прикоснуться к нему. Что это за слово? Кто уронил его? Никто за ним так и не наклонился.
Наконец я взяла листок, стараясь не помять его серебристые крылышки, и поднесла к глазам. В полумраке моего укрытия читать было сложно, и я переползла туда, где в просвете между двумя стульями сверкали пылинки.
Я поднесла листочек к свету. Черные чернила на белой бумаге. Восемь букв. Первая – B, похожая на бабочку. Остальные буквы я проговорила, как учил папа: O – круглая, как апельсин, N – от слова night, D –
Это слово – bondmaid [1] . Под ним, как клубок ниток, переплетались другие слова. Я не смогла понять, были ли они цитатой, присланной по почте, или их написал кто-то из помощников доктора Мюррея. Папа говорил, что они часами сидят в Скриптории для того, чтобы разобрать каждое новое слово и внести его в Словарь. Эта работа была важной еще и потому, что давала мне возможность обучаться, питаться три раза в день и становиться прекрасной молодой леди. Все эти слова, сказал он, были для меня.
1
Невольница. Здесь и далее перевод с английского, если не указано иное.
– Вы каждое слово внесете в Словарь? – спросила я однажды.
– Нет, некоторые пропустим, – ответил папа.
– Почему?
Он задумался.
– Они просто недостаточно значимые.
Я нахмурилась.
– Слишком мало людей написало о них доктору Мюррею, – пояснил папа.
– А что случается с пропущенными словами?
– Они возвращаются в ячейки. И если информации о них недостаточно, мы потом выбрасываем листочки.
– Но ведь слова могут забыться, если не попадут в Словарь.
Папа склонил голову набок и посмотрел на меня так, будто я сказала что-то важное.
– Да, могут.
Так я выяснила, как выбрасывают слова, поэтому аккуратно сложила bondmaid и спрятала в карман платья.
Секунду спустя под стол заглянул папа.
– Ну, беги, Эсме! Лиззи ждет тебя.
Я посмотрела сквозь все ножки – стульев, столов, людей – и увидела юную служанку Мюррея. Она стояла в проеме двери. Длинное платье было туго повязано на поясе, но сверху и снизу все равно оставалось слишком много ткани. Лиззи жаловалась мне, что ей еще расти и расти, пока платье станет впору. Когда я смотрела на нее снизу вверх из-под стола, мне казалось, что она одета в маскарадный костюм. Я проползла между всеми ножками и бросилась к ней.
– В следующий раз заходи и ищи меня. Так веселее! – предложила я ей.
– Там мне не место, – она взяла меня за руку и повела к большому ясеню.
– А где твое место?
Она нахмурилась и пожала плечами.
– Наверное, в комнате наверху. На кухне, когда я помогаю миссис Баллард, а когда не надо помогать, то и там мне не место. В церкви Святой Марии Магдалины по воскресеньям.
– И это все?
– Еще в саду, когда я за тобой присматриваю, чтобы мы не путались под ногами у миссис Би. И все чаще и чаще на Крытом рынке, потому что у нее болят колени.