Потерянные
Шрифт:
– Виктор, привет! – мой приятель Вилли с разбегу ударил рукой по плечу, поздоровался он так. В Европе нет друзей, понятие «друг» воспринимается чаще всего как «половой партнер», что бесит неимоверно.
– Привет, Вилли!
Держать радостное выражение на лице, даже если в душе скребут кошки. Все мы тут лицемеры, все.
– С днем рождения, дружище!
Надо же, вспомнил. Считай, редкость по нынешним временам.
– Спасибо! – как мог искренне поблагодарил я. – Сегодня отпразднуем!
Это святое – традиция праздновать дни рождения
Все мы тут лицемеры, воспитание такое.
Хорошо, что напомнил, о дне рождения, надо пройтись, народ поприглашать. И Светку, конечно, как без нее… Вот и она, кстати, глаза мокрые, случилось, что ли, чего?
– Привет, приходи сегодня на празднование, – мой голос негромок, знаю, что откажет, но, может быть…
– У тебя? – Господи, сколько всего в ее голосе… Она, конечно, держит себя в руках, но я же чувствую. Мой дар и мое проклятье – чувствовать такие вещи.
– Да. Приходи, буду тебе рад, – я действительно буду тебе рад, девочка. Может быть, чуть радости развеет твою непонятную мне пока тоску.
– Хорошо… – немножко подумав, явно выбирая между «остаться наедине с собой» или «прийти», кивнула она. – Как всегда, в шесть?
– Да, спасибо.
Мы всегда собираемся в шесть, никто уже время и не спрашивает – просто традиция.
Не могу сказать, как я к Свете отношусь, просто чувствую себя рядом с ней так, что хочется просто обнять и сделать так, чтобы эта девушка никогда не плакала.
Ненавижу женские слезы… Что угодно сделаю, чтобы девушка улыбалась. Иногда мне кажется: это верно в отношении любой девушки, а не только Светки. Но вот ее согласие как-то неожиданно подняло настроение – захотелось улыбаться этому миру. Необычное ощущение – как будто я кому-то могу быть нужным. Что это со мной?
Мне страшно. С этой мыслью я засыпаю и просыпаюсь – мне до чертиков, до жути страшно. В снах приходит прошлое, звуками, шорохом, болью. Я открыла глаза, глядя на белый потолок привычной уже комнаты, попытавшись успокоить бешено бежавшее куда-то сердце. Зовут меня Светланой, это имя мне дала бросившая меня мама. Я оказалась не нужна своей маме, она ушла из семьи, оставив меня с этим зверем. Как описать ощущения ребенка, ставшего ненужным… маме?
Главное, не вспоминать, не думать, прогнать этот липкий страх, преследующий меня ночами, отчего может даже случиться неприятность. Давно уже не случалась, конечно, ведь мне девятнадцать, но все равно я каждое утро в панике проверяю постель. Не дай Бог приснится… то. Нужно принять душ, чтобы смыть оставленный снами пот, заодно и сердце успокоится, я-то знаю. Я уже много чего знаю – и брезгливость в глазах тех, кто назначен обо мне заботиться, и угрозы, от которых становится не просто страшно – жутко, потому что больше всего на свете я боюсь психиатрической клиники. Я боли не так боюсь, как психиатра.
Надо идти на завтрак. Натянуть на лицо привычное насмешливо-брезгливое выражение, чтобы все видели: фифа упакованная пошла. Да, у меня есть и планшет, и телефон, и ноутбук, закрытый личным паролем, на котором горы книг. Я специально выискиваю их в интернете, книги о том, как любят детей. Там и сказки, и исторические книги, и романтика, мне все равно – главное, чтобы не бросали детей. Это мой пунктик, я знаю о нем, но никому не позволю залезть мне в душу.
Завтра у нас математика. Говорят – самый страшный экзамен, а мне, наверное, уже все равно. Надо брать себя в руки и жить, но в такие дни у меня нет сил жить. Просто ничего не хочется, разве что плакать, но кому тут поплачешь, стенам? Парни желают только одного, я-то уж знаю, подруги… Все мы тут лицемеры. Лживо улыбаемся, лживо сочувствуем, лживо скорбим. Вокруг только ложь. И я лгу, иначе тут не выжить.
Завтрак обычен – колбаски, вареные яйца, тосты с маслом. Надо бы беречь фигуру, но для кого ее беречь, для чего? Пройдут экзамены, будет надежда поступить в университет, да хоть на завод, лишь бы не возвращаться туда, где я лишь помеха. Не-хо-чу! Буду поступать, получится – хорошо, а нет… Тогда подумаю, что делать. Пока что надо сдать матуриат – именно им заканчивается гимназия-интернат.
Не думать о плохом. Нельзя! Потом, вечером вернусь в комнату, там есть подушка, в нее можно поплакать. Но настроение донельзя грустное, возвращается страх, липкими щупальцами заползая под униформу. Здесь есть школьная форма – престижное учебное заведение, как же иначе. Пыль в глаза пустить, герб этот на лацкане, и мы все тут одинаковые, как оловянные солдатики.
Витька целенаправленно ко мне топает. Хороший он парень, наверное, но я точно не знаю и боюсь ошибиться. До паники боюсь, так что прости меня, Витя… Подошел, помялся, спросить хочет. Я помню, что у тебя день рождения, парень, но ни за что не покажу своего знания, я же фифа. Я неприступная избалованная девчонка, ведь да же?
– Привет, приходи сегодня на празднование, – негромко предложил мне Витька. И вижу же, что он не надеется на положительный ответ, но из года в год приглашает. Упорный.
– У тебя? – я спросила просто, чтобы что-то спросить. Это шанс не быть весь вечер одной. Пусть не будет весело, зато я не буду одна! Ну, один разочек можно же?
– Да. Приходи, буду тебе рад, – как он обрадовался, просто невозможно. Неужели кто-то мне может радоваться? Да нет, не может быть.
– Хорошо… – еще раз все обдумав, я все-таки кивнула. Я давно знаю Витьку и уверена, что он под юбку не полезет, а ведь именно этого я боюсь с того самого дня. – Как всегда, в шесть?
– Да, спасибо, – обрадовался, смотри-ка, даже поблагодарил.