Потерянный дневник дона Хуана
Шрифт:
Я с улыбкой поклонился и повернулся, чтобы уйти.
— Хуан! — услышал я позади себя голос Серены.
Мое сердце замерло, и я медленно обернулся. Она в смятении переводила взгляд с меня на Мануэля, а потом снова на меня. Потом ее лицо внезапно смягчилось, на нем засветилась улыбка любви и благодарности. Очевидно, ей было нелегко подобрать нужные слова, и в конце концов она просто сказала:
— Да хранит тебя… Пресвятая Богоматерь.
Я улыбнулся:
— Спасибо. Думаю, что мне потребуется ее защита.
Путь к спасению
Капитан
— Вы как раз вовремя, дон Хуан. Мы ждали вас.
— Я не еду с вами, — сказал я, и радостная улыбка на его лице сменилась огорчением. — Мы присоединимся к вам в Санлукаре.
Когда капитан сообразил, что обещанные денежки никуда от него не денутся, он с облегчением вздохнул. Я немного изменил свои планы, поскольку гораздо безопаснее было добраться до Санлукара верхом и подняться на борт в самый последний момент. Не было ни малейших сомнений: для того чтобы поймать нас с доньей Анной, маркиз поднимет на ноги абсолютно всех.
— Мы выйдем в море на весельной лодке, после того как таможенные чиновники и представители инквизиции осмотрят твой корабль.
— Кто это «мы»?
— Я буду путешествовать с женщиной.
— Только с одной? — нахально поинтересовался он.
— Только с одной. Да, кстати, приготовь для нас капитанскую каюту. Благородная дама не будет спать на палубе.
— О, да, разумеется, — капитан казался подозрительно сговорчивым.
Я понимал, что на протяжении всего нашего путешествия через Атлантику мне придется постоянно держать под рукой шпагу. Но поскольку мы условились, что вознаграждение он получит по прибытии, я мог рассчитывать на относительную безопасность.
— Корабль не будет ждать, поэтому постарайтесь не опаздывать.
— Мы не опоздаем.
Верхом на лошадях мы прибудем в Санлукар гораздо раньше, чем туда доберется парусный корабль, вынужденный обходить бесчисленные мели.
Я отправился домой, чтобы тщательно подготовиться к побегу.
Как только опустится ночь, я должен увидеться с доньей Анной и признаться ей в своей любви. Мне предстояло отыскать нужные слова и убедить девушку в том, что ее мать тревожится напрасно. Отныне ни одна красавица не сумеет заставить меня отказаться от своей единственной возлюбленной. Мне наконец стало понятно, почему в течение стольких лет я никак не мог насытить свой голод. Желание без любви — что приправа без мяса, вкус без пищи. И, наоборот, любовь без желания подобна мясу без приправы: утоляет голод, но не дарит наслаждения вкусом. В этом меня убедил жаркий поцелуй Мануэля и его жены, который в свое время смутил даже таких опытных соблазнителей, как мы с маркизом. Подлинная страстная любовь, о которой говорила донья Анна, способна превратить нашу жизнь в праздник — хорошо знакомый и все время желанный. Но позволит ли нам Господь присутствовать на этом празднике? Убережет ли от коварных врагов?
Я с нетерпением ждал наступления темноты, и каждая секунда для меня казалась вечностью. Возможно, я просто поддался страху, но тяжкое предчувствие, подобно черной туче, все плотнее окутывало меня. Или виною всему прежние сомнения, мешающие мне сделать последнюю ставку — ставку на любовь? Я чувствовал себя на удивление беззащитным, и мой прежний опыт охотника за удовольствиями оказался абсолютно бесполезным.
Обольщение Альмы
На закате, как раз в тот момент, когда я закончил последнюю запись в своем дневнике и тщетно пытался занять время, у моих дверей появилась Альма. На ней было простое красное платье без украшений и даже без нижних юбок, как будто она очень торопилась. В моем жилище было жарко, и девушка беспрерывно обмахивалась веером.
— Ленора, пожалуйста, оставь нас одних. Пойди поиграй с Кристобалем в карты… или в какую-нибудь другую игру.
Ленора прыснула от смеха и ушла вниз.
— Маркиз сказал, что ты уезжаешь… один?
— Это правда. Я действительно уезжаю.
— Один? Ты оставил донью Анну? Неужели поцелуй развеял очарование? А может быть, ты убедился, что близость с любимой женщиной ничем не отличается от близости с любой другой?
Горделивая осанка Альмы и выражение ее лица ясно показывали, что она довольна.
Я промолчал.
— Или ты ее не бросил?
Я по-прежнему хранил молчание.
— Я не знаю, что и думать…
С этими словами она бросила веер на стол и наклонилась, грациозно выгнув спину. То был недвусмысленный призыв — старый, как мир. Однако Альме этого показалось недостаточно. Она приподняла подол платья, обнажая восхитительные бедра. Это великолепное зрелище отнюдь не оставило меня равнодушным, но я глубоко вздохнул и вызвал в памяти лицо доньи Анны. Мне не было нужды обнимать Альму, чтобы постичь ее душу. Альма призывно взглянула на меня, изогнув шею. Губы ее были приоткрыты, а глаза блестели. Я улыбнулся, однако на этот раз моя улыбка вовсе не означала готовность к игре. Я звонко шлепнул ее по обнаженным ягодицам.
— Ай! — возмущенно вскрикнула Альма.
— Ты великая искусительница, но мое сердце не свободно.
— Своим разумом и сердцем мужчина может принимать любые решения, но его плоть в любой момент готова поддаться искушению! — злорадно сказала она.
— Ты права, мужчина намного слабее женщины, и зачастую он не может противиться своему желанию. Но я сделал свой выбор в пользу любви.
— Но почему именно она? Почему именно сейчас? Смог бы ты полюбить ее, если б встретил, скажем, два с половиной года назад… ну, или пять лет назад? Может быть, ты нечаянно приоткрыл свое сердце и она пробралась туда, как кошка? А может быть, великий дон Хуан просто стареет и прежние игры потеряли для него свою привлекательность?