Потерянный континент
Шрифт:
Уверившись в нашем дружелюбии, наши новые знакомые повели нас в свою деревню или, как они ее назвали, лагерь. Там было около тысячи обитателей, ютящихся в грубо сделанных хижинах, пищей которых служила добытая на охоте дичь и те продукты моря, что можно было раздобыть недалеко отходя от берега. Ведь у них не было лодок, да они и не подозревали о существовании таких средств.
Оружие у них было самое примитивное, просто грубо обработанные пики с грубо заостренными кусочками металла, прикрепленными к концу. Они не знали ни литературы, ни религии, а единственный закон, который они признавали,
Семья состояла из матери и детей, а мужчины жили то в одной хижине, то в другой. Благодаря их кровавым дуэлям, их в численном отношении всегда было меньше, чем женщин, так что хижин на них на всех хватало.
В деревне мы провели несколько часов, причем стали объектом величайшего любопытства. Жители изучали нашу одежду и все наши вещи и задавали бесчисленные вопросы о стране, из которой мы прибыли, и о способе передвижения.
Я расспрашивал их об исторических событиях, но их знания ограничивались пределами их острова и их собственной дикой, примитивной жизни. О Лондоне они и не слыхивали и уверяли меня, что на большой земле я людей не встречу.
Очень опечаленный увиденным, я покинул их и мы втроем вернулись к катеру, сопровождаемые сотнями мужчин, женщин и детей.
Когда мы отплыли, раздобыв нужные ингредиенты для нашего химического топлива, велибитанцы в молчаливом изумлении от нашей изящной лодки, танцующей на сверкающей воде, выстроились вдоль берега и следили за нами до тех пор, пока мы не исчезли из виду.
IV
Утром 6 июля 2137 года мы вошли в устье Темзы — впервые, насколько мне известно, за двести двадцать один год киль судна с Запада разрезал эти исторические воды!
Но где же буксиры, лихтеры, баржи, плавучие маяки и бакены, все те бесчисленные приспособления кипучей жизни древней Темзы?
Ушло! Все ушло! Только тишина и запустение там, где когда-то было средоточие мировой торговли.
Я поневоле сравнивал этот когда-то в прошлом великий водный путь с гаванями близ нашего Нью-Йорка, или Рио, или Сан-Диего, или Вальпараисо. Они стали такими, каковы они сейчас за двести лет ненарушаемого мира, который у нас, военных, принято проклинать. Что же за тот же период лишило воды Темзы их былого величия?
Будучи военным, я мог найти только одно объяснение — война!
Я опустил голову и уныло отвел глаза от пустынных и удручающих окрестностей, и в молчании, которое никто из нас явно не собирался нарушить, мы продолжали плыть по обезлюдевшей реке.
Мы добрались до места, где согласно моей карте, должен был быть когда-то Ирит, где я увидел небольшое стадо антилоп, причем недалеко от берега. Поскольку у нас опять закончились запасы мяса, а я оставил все надежды найти город на месте древнего Лондона, то я решил высадиться и подстрелить несколько штук.
Подумав, что они должны быть робкими и пугливыми, я решил поохотиться на них один и велел парням сидеть в лодке и ждать, пока я их не позову оттащить туши.
Осторожно пробравшись сквозь заросли и остерегаясь скрытой ловушки, я как раз почти добрался до добычи, как в этот момент увенчанная рогами голова вожака внезапно поднялась и замерла, а затем все стадо как по сигналу медленно двинулось в глубь острова.
Поскольку передвигались они не торопясь, я решил за ними последовать, пока они не остановятся покормиться.
Я шел за ними не меньше мили, пока, наконец, они вновь ни остановились и принялись пастись на густейшей, роскошной траве. Все время, что я шел за ними, я держал глаза нараспашку и уши на макушке, чтобы не упустить появление Felis tigris, но пока никаких признаков зверя не было.
Я стал поближе подбираться к антилопам, собираясь выстрелить в большого оленя, как вдруг увидел нечто, что заставило меня забыть о добыче.
Это была фигура гигантского серо-черного создания, чьи плечи высились в двенадцати-четырнадцати футах над землей. Никогда в жизни я таких животных не видел, да и не сразу узнал: настолько в жизни оно отличалось от тех чучел, что были выставлены в наших музеях.
Но все же я догадался, что это могучее животное должно быть Elephas africanus или, как их обычно описывали в старину — африканский слон.
Антилопы на громадного зверя не обращали ни малейшего внимания, а я настолько увлекся зрелищем мощного толстокожего, что забыл выстрелить в оленя, а затем это стало и невозможно.
Слон, шевеля своими громадными ушами и помахивая коротким хвостом, объедал нежные побеги каких-то кустов. Антилопы шагах в двадцати от него продолжали пастись, когда внезапно совсем рядом с ними раздался ужасный рык и я увидел как огромное желто-коричневое тело буквально вылетело из скрывавшей его зелени позади пасущихся животных и одним прыжком оказалось на спине маленького оленя.
Моментально сцена из тихой и мирной превратилась в неописуемый хаос. Перепуганная жертва издавала, агонизируя, вопли. Ее собратья убежали в разных направлениях. Слон, подняв хобот, громко затрубил и неуклюже рванулся напролом через лес, ломая деревца и топча кусты на бегу.
Грозно рыча над телом своей жертвы стоял могучий лев — подобного не видели глаза ни одного пан-американца двадцать второго века. Я первый удостоился зрелища поистине «царя зверей». Но как отличался этот демон со свирепым взглядом, полный жизненной силы и энергии, настороженный, рычащий, в великолепной сверкающей шубе от пыльных, траченных молью чучел в стеклянных клетках наших душных музеев.
Я никогда не надеялся, да и не думал увидеть живого льва, тигра или слона, если воспользоваться обычным для древних языком, — а он мне кажется менее искусственным, чем тот, которым пользуемся мы — и вот теперь я стоял и с чувством, похожим на благоговение, смотрел на то, как это царственное животное, стоя над тушей своей жертвы, рыком оповещает мир о своей победе.
Я был настолько захвачен этим зрелищем, что для того, чтобы получше разглядеть огромного льва, я встал на ноги и стоял во весь рост шагах в пятидесяти от него.