Потерянный рай
Шрифт:
– Неужто они из ревности не таскают друг дружку за волосы?
– А ты знаком с такими сестричками, которые обходятся без ревности?
Мы рассмеялись: мои-то сестры тузили друг дружку без конца. Панноам почесал ухо.
– Эти три сестры в детстве не знали соперничества, ну а нам с твоей матерью наладить такое согласие не удалось… Три жены Дандара уважают и мужа, и друг друга. Исключительное единство.
– А ты, отец, никогда не думал завести вторую жену?
– Ну разве ты не видел, как твоя мать выходит на тропу войны, стоит мне приласкать собаку?
И мы еще долго пересмеивались.
В день отправления я зашел за Тибором; он изрядно раздулся, набив карманы плаща необходимыми вещами. Нура – очень бледная, сиреневые губы, тонкие дрожащие ноздри – проводила отца до дверей, обнялась с ним, подошла ко мне:
– Верни его мне. Я очень на тебя надеюсь.
Я был потрясен тем, что она выказывает мне такое доверие.
– Можешь на меня рассчитывать, Нура. Я готов погибнуть, но никому не позволю посягнуть на жизнь Тибора.
– Спасибо. Но я предпочла бы, чтобы и ты вернулся живым.
На глазах ее блеснули слезы. Она заторопилась в дом, обернулась и издали нам помахала.
Панноам кликнул собачью свору и собрал отряд из троих носильщиков и семи воинов. По дороге я спросил у отца, зачем нам такая серьезная экипировка. Он, нахмурившись, ответил:
– Я пытаюсь уравновесить тот риск, которому мы подвергаем деревню, Ноам.
– Какой риск?
– Мы очень рискуем, отправляясь с тобой в поход: нынешний вождь и будущий бок о бок идут в неизвестность, отдавшись на милость Охотников. Если они нас атакуют, деревня потеряет обоих вождей.
Ночевали мы под открытым небом; отец тщательно выбирал место посреди луговины, которая хорошо просматривалась, чтобы можно было в случае опасности убежать. Воины посменно охраняли лагерь, собаки тоже были настороже.
Пока что нас пытались атаковать только полчища комаров, звеневших в зарослях тростника, но Тибор развешивал вокруг лагеря пучки травы, и комары отступали.
Разминая в руках эти овальные листики, я обнаружил, что они источают свежий аромат.
– Этот запах отгоняет комаров, – пояснил Тибор.
– Но он приятный.
– У вас с комарами разные вкусы.
– Как ты обнаружил свойства этих растений?
– Пчелы обожают этот запах. Если натереть соком ветку, они готовы на ней роиться. Однажды, предаваясь мечтам, я услышал рассуждения Духов: «Что для пчел хорошо, то комарам погибель». Поскольку Духи предназначили это растение создательницам меда, вполне возможно, что они вложили в него нечто, отвращающее кровососов. Мне оставалось лишь проверить.
Утром мы с ним набрали на поляне пчелиной травы [5] и уложили ее до вечера в мешок. Но некоторых комары все же искусали, и Тибор облегчал страдальцам зуд, прикладывая к воспаленной коже вытяжку мирта.
5
Мелисса.
Через
По мере приближения Панноам объяснял нам, в чем уникальность этого места. Тут были голые скалы. Вода лизала гигантские бурые нагромождения камней, которые тянулись вдаль от берега и не позволяли, за отсутствием плодородного слоя, вырасти ни былинке, ни цветку. Камень отринул все живое.
– Когда-то здесь жили люди. Вдоль выдолбленной ими тропы они устроили пещеры, следы которых сохранились до сих пор. Сегодня здесь не живет никто.
Мы подошли ближе и убедились, что сведения Панноама верны. Между расселинами, выступами и отрогами была проложена тропа, достаточно широкая для путника или мула; она была ограничена обрывом с одной стороны и отвесной стеной – с другой. Я был поражен трудоемкостью этой работы. Пусть тропа пролегала с учетом выступов и выемок рельефа, и все же сколько лет ушло на ее постройку? Сколько рабочих дробили камень? Где они черпали силы, терпение и пыл?
На этом суровом берегу мы устроили привал. Воздух был так чист, что казалось, будто он вовсе исчез, и я удивился, как может парить над нами хищная птица, опираясь крыльями на эту бесплотность. Носильщики и воины расположились отдохнуть и подкрепиться, а я спросил у отца:
– Мы шли неделю, чтобы прийти сюда?
– Да.
– Что тебя беспокоит?
Я обернулся к Тибору; на его лице тоже было сомнение.
Панноам встал:
– Мне нужны подтверждения. Сейчас я опираюсь на рассказы путников и пытаюсь связать обрывки этих рассказов, так вот, путники либо ошибаются, либо похваляются.
И он жестом пригласил нас следовать за ним. Тропа была усеяна камнями, и нам приходилось тщательно выбирать, куда ставить ногу; отец то огибал выступы, то углублялся в узкие расселины. Наконец камни расступились, и мы вышли на берег.
– Вы обратили внимание на то место, где тропа подходит к Озеру?
Мы склонились над прозрачными волнами; под ними отчетливо виднелось продолжение тропы.
– Видите, она идет дальше.
Панноам вошел в воду и стал спускаться.
– Ступеньки!
Первые ступени были видны, следующие исчезали в озерной глубине. Он продолжал спуск, потом протянул руку, когда его голова ушла под воду.
– Не странное ли занятие, высекать ступени под водой?!
– Полная глупость! – воскликнул я. – Никому не нужно, а ведь какой тяжелый труд!
– Согласен с тобой, Ноам! И зачем наши предки затеяли это бессмысленное трудоемкое предприятие?
– Глупцы…
Панноам посмотрел на меня, не скрывая разочарования:
– Приписывая глупость людям, чьих намерений ты не понимаешь, ты заявляешь о собственной глупости.
Я постарался не разозлиться.
Он указал над водяной гладью дальний берег, розовый в лучах заходящего солнца:
– Следующий знак находится вон там. Пять дней пути.
Согласно его сведениям, мы находились на узком конце Озера; двигаясь вдоль крутого берега, мы окажемся у того, дальнего берега напротив.