Потерянный рай
Шрифт:
Многие умирали, не дожив до зрелости. Гибли от удара медвежьей лапы, кабаньего клыка или волчьих зубов; от увечий, ран, лихорадки, несварения желудка; гибли из-за перелома костей, из-за отека ног, из-за нагноившейся раны, из-за коросты на коже или вздутия лимфатических узлов; гибли от усталости, от изнурения, от инфекций и от вражьего удара. Никто не умирал от старости. Тогдашнее время не занималось дистилляцией смерти – у него на это попросту не было времени…
Оседлый Озерный народ жил в мире и согласии; сплачивали нас ежедневные заботы, но не только они: нас объединяла и вера в Незримое. Мы сообща владели Озером и боготворили его Духов; пользовались рекой и поклонялись ее Душе, черпали из источников и почитали их Нимф. Природа была изобильна, и соперничать за ее дары нам не приходилось. Между деревнями шел обмен предметами и женщинами. Почему предметами? Потому что наш каменотес мастерил
Что знали мы об остальном мире? Никто из нас не отваживался отлучиться на три дня ходьбы от берега Озера, иначе он и не вернулся бы. Порой какой-нибудь разговорчивый странник, сидя вечером у очага, рассказывал нам о других озерах, и даже о тех, чья вода для питья непригодна, об озерах норовистых, бурных и смертельно опасных. Нас тешили эти небылицы, но мы не верили рассказчику, и нам представлялось, что мы живем в центре мироздания, а другие народы нам и в подметки не годятся [1] .
1
Я не знал о существовании соленой воды. Мы жили вдали от морей и океанов, не имели о них понятия, а потому у нас было свое представление о различиях воды. Мы знали живую воду источников, спящую воду Озера и воду, упавшую с неба. Они были воплощением не связанных между собою Божеств: Озеро-защитник, Нимфы-благотворительницы и небесные Духи. Мы не видели между ними связи. Ведь их воды отличались на вкус. Различные и по качеству, и по обилию, эти воды имели разное применение: живая вода была для питья, спящая вода давала нам пищу, а упавшая вода была то благом, то карой небесной, смотря по тому, как Боги, строгие отцы наши, оценивали наши дела. Нам и в голову не приходило, что это родственные воды: озерная вода испарялась и формировала облака, которые изливались на земную поверхность, питали горизонты грунтовых вод, из которых били источники, питавшие ручьи и реки, а те несли свои воды в Озеро. Эта неразрывная связь от нас ускользала. Мы различали их по внешнему виду и по применимости в нашем хозяйстве. Сегодня это движение жидкостей, доказанное учеными, еще больше кружит мне голову. Кто это выдумал? Какая высшая сила обходит преграды и созидает эту гармонию? Если случай, то он гениален! – Здесь и далее примеч. автора, кроме отмеченных особо.
Люди всегда были склонны к расизму, и мой тысячелетний опыт это подтверждает. Я не знаю ничего более стихийного – чтобы не сказать «естественного», – чем презрение одной группы людей к другой.
Мы, Оседлые Озерные люди, всегда считали себя высшей расой по сравнению с этими нечестивцами Охотниками. Они не говорили на нашем языке, и обменивались между собой звериными воплями, и вроде бы понимали друг друга – так ведь и собакам внятен лай своих сородичей. Они плохо питались, не мылись, и от них воняло нечистым телом, их патлы кишели блохами. К тому же спали они под открытым небом или в пещерах, как волки, в лучшем случае в сооруженном на скорую руку шалаше, крытом шкурами, а строить прочных домов не умели. Убивать, набивать брюхо и спать, да еще совокупляться – вот к чему сводились их дела. Звери! Все их умение – загнать и умертвить добычу, отрясти яблоню. Разграбив и обескровив какую-то местность, они покидали ее, а возвращались годы спустя, когда ее растительный и животный миры восстановятся, чтобы снова разорять ее и опустошать. Нет чтобы учиться возделывать землю, ухаживать за растениями, содержать скотину, дающую молоко, мясо и шерсть, – они обрекали себя на вечные скитания. Они только разрушали, ничего не созидая. Мы, Озерные жители, запасали зерно и копченую рыбу, что позволяло нам пережить трудные месяцы года, а они жили сегодняшним днем – самые хитрые таскали с собой мешок орехов, но самые сильные убивали самых хитрых, чтобы полакомиться их запасами.
– Они убивают своих детей, это уж точно, – шептала Мама, теребя янтарный амулет, оберегавший от Демонов.
«Детоубийцы» – так мы называли варваров. Мы знать не знали, правда это или вымысел; но
– Они их лопают, – догадалась Абида, моя младшая сестрица.
– Страсти какие! – ужаснулась Библа, самая младшая. – Люди друг друга не едят.
– Охотники не люди!
Мы так часто спорили об этом, что однажды вечером Панноам, мой отец, предложил нам такое объяснение:
– Охотники рожают меньше детей, потому что с большой гурьбой малышни трудно передвигаться. Каждый из родителей несет по одному ребенку. Они не заводят нового, пока предыдущий не встанет твердо на ноги. В отличие от нас, они не образуют больших семей [2] .
Отец мой умудрялся оставаться справедливым, даже говоря об Охотниках, этом ходячем ужасе для нас, жителей Озера.
2
Матери подолгу кормили грудью, что снижало риск новой беременности.
Когда мой тридцатилетний дед Каддур, помаявшись животом, окончил свои земные дни, деревенским вождем стал мой отец.
– О чем речь, Панноам лучший из нас, – в один голос говорили люди.
Панноам обладал лидерскими качествами, и видно это было с первого взгляда. Он был статным – длинноногим, широкоплечим, мускулистым, – и я унаследовал его телосложение, а черты его лица говорили о ясности и уравновешенности. Его крепкая шея, мощные челюсти и виски, изборожденные лиловыми венами, изобличали характер, склонный к решительным поступкам; высокий лоб свидетельствовал об уме, взор был мягким, полные губы – чувственными. Стоило ему появиться, становилось ясно, что это настоящий вождь.
– Видеть и предвидеть, Ноам, – любил повторять он. – Ты должен видеть и предвидеть. Не довольствуйся тем, что есть, заботься о том, что будет.
Его внимание простиралось на годы вперед, он был зачинателем многих будущих перемен.
Он велел нам покинуть прибрежные деревянные свайные дома, которые мы возводили зимой во время низкой воды.
– Зачем? Мы же всегда так поступали! – протестовали жители [3] .
– Вода поднимается.
– Так это сезонный подъем воды, обычное дело.
3
Дома, расположенные на берегах озер, несомненно, были первыми очагами оседлой жизни, поскольку Озеро почти бесперебойно обеспечивало пищей: у жителей не было стимула двигаться с насиженного места.
В течение года уровень воды колебался в пределах двух человеческих ростов. Осенью вода поднималась по сваям, доходила до порога наших жилищ, иногда и подтапливала их. Озерные люди объясняли высокий подъем гневом Озерных Духов и старались задобрить их, принося им жертвы и щедрые дары. Когда уровень снижался, они полагали, что Божества умилостивились и вняли их молитвам.
По словам Панноама, средний уровень от года к году повышался, хотя многие не соглашались. Один дом мог простоять лет десять – дубовый чуть дольше, чем из хвойников: семья отстраивала очередной дом, немного отступая от озера, поскольку старое место оказывалось подболоченным, – это и доказывало, что воды неуклонно подъедали землю.
– Это не злой рок, Ноам, это перемены.
– А какая разница?
– Под гнетом рока сгибаются, а к переменам приспосабливаются.
– Но ведь мы молимся Озерному Духу и Душам речным.
– Сомневаюсь, что поведение Озерного Духа и речных Душ зависит от желаний Озерного народа. Если Божества решили потолстеть, они толстеют без оглядки на наши поступки. Нам остается лишь одно, Ноам, – слушать их, ведь они сильнее нас.
Ему удалось убедить не только меня, он склонил соплеменников к постройке защитной дамбы. И вся деревня переместилась выше. Отец распорядился строить дамбу в два этажа: основание каменное, а верхняя часть саманная, с деревянной арматурой. Эта стена была надежным щитом от ветров и непогоды.
Всегда держа меня при себе, чтобы научить уму-разуму, Панноам организовывал людей для борьбы с внешней опасностью. У нас и прежде было разделение обязанностей: жители занимались кто гончарным делом, кто ткачеством, один вил веревки, другой тесал камень, третий работал по дереву – так отец убедил людей усилить разделение труда.
– Некоторые будут заниматься только безопасностью деревни. Освободим их от хозяйственных работ, пусть защищают нас и от одиночных грабителей, и от охотничьих банд.