Потерянный рай
Шрифт:
В столовой Эрик застал восседавшего за их общим столом доктора Крюгера, в таком же белом купальном халате, как и он сам. На тарелке его ожидала сиротливая булочка, рядом стояла мисочка с коричневатой жидкостью. Эрик беспомощно поглядел на свой завтрак, потом на доктора Крюгера, который тут же представился, и мужчины, облаченные в банные халаты, пожали друг другу руки. Рослый Крюгер, выглядевший так, словно занимался утренней гимнастикой на снегу (так оно, собственно, и было) и принимал по утрам холодный душ, чтобы, подобно Эрнсту Юнгеру, прожить до ста лет, вздохнул: ах, Голландия… и тотчас рассказал, как его автомобиль обчистили в Амстердаме. Он, гинеколог по профессии, ежегодно проводит две недели в Альпенхофе, после чего чувствует себя словно заново родившимся, а Эрику он советует нарезать черствую булочку на тоненькие ломтики, это довольно трудно, булочка крошится под ножом. В мисочке — льняное масло, в него надо макать хлеб, когда ешь, для снижения уровня холестерина. Кофе и чаю, настоящего чаю, gab es nicht, [38] только бальзамин, розмарин
38
Здесь не дают (нем.).
39
Внимание! (нем.).
— Guten Morgen Herr Sontag! Haben Sie gut geschlafen? Und was m"ochten Sie zu Ihren Br"otchen? [40]
Он немедленно перестал считать.
— Вы можете выбрать между ложкой йогурта и кусочком козьего творога с зеленым лучком, — пришел на помощь доктор Крюгер. Тотчас же было принесено блюдечко с козьим творогом. И Крюгер сообщил ему, что сейчас он получает «мягкую» Ableitungsdi"at. [41]
40
Доброе утро, господин Зонтаг! Как спалось? И что вам принести к булочке? (нем.)
41
Переходная диета (нем.).
— Все мы едим чересчур много! Оглянитесь вокруг! Посмотрите на их животы, выдающие обжор с голо… — Не успев закончить фразу, он опустил глаза и обнаружил по ту сторону стола объемистое пузо Эрика. — Aber trotzdem! [42] Всякий имеет право встать к зеркалу лицом, чтобы не видеть размеров своего живота, но если, чуть-чуть повернувшись, поглядеть на себя в профиль, увидишь круглое пузо чудовищного размера, начинающееся из-под ребер, можете сами поглядеть, когда пойдете в сауну или в бассейн. Вот чем хороша их диета. Никаких сырых овощей: ни капусты, ни лука, ни чеснока! Ни капли свиного жира, то есть ни грамма колбасы, ни грамма рафинированного масла, только легко усваиваемые сорта зерновых и молочные продукты — все рассчитано (gnadenlosl [43] )так, чтобы еда легко переваривалась, чтобы ничего не задерживалось. Нельзя считать Mensch [44] животным, он скорее растение! Растение с корневой системой! Как разветвленная корневая система растения получает питательные вещества из земли, так и кишечные ворсинки всасывают полезные вещества из материала, попадающего в пищеварительный тракт, и передают его через кровь организму! А сейчас мне пора: курс лечебной хотьбы.
42
Зд.: И тем не менее! (нем.)
43
Безжалостно! (нем.)
44
Человека (нем.).
Доктор Крюгер поклонился и исчез, оставив Эрика в некоторой растерянности. Никогда раньше он не думал о своих кишках и плохо представлял себе, как работает его организм; впрочем, во внутренностях своего «вольво» или компьютера Эрик разбирался не лучше. Кровь — то, что находится внутри, и, если повезет, никуда оттуда не денется, а сердце перекачивает ее по кругу, в его случае — почти пятьдесят лет, но что там в точности происходит, он не знал. Прописывая ему таблетки для понижения давления и уровня холестерина, врач заметил: человек, не знающий, как устроено его тело внутри, пребывает на до-Везалиевой [45] фазе развития.
45
Андреас Везалий (1514–1564) — врач, основоположник научной анатомии.
— Но я прекрасно себя чувствую.
— Это ничего не значит. Потому-то эту штуку и называют безмолвным убийцей. Повышение давления и уровня холестерина помещает вас в группу риска. Придется пить то, что я прописал.
Рената возникла перед ним.
— Вы не забыли? Вас ждут внизу. Сибилла возьмет у вас кровь и померяет давление, потом — сенная ванна.
Он спустился по лестнице белого камня и попал в небольшой альков, где несколько пациентов уже ждали своей очереди. Напротив, в просторном белоснежном холле, за сияющей белоснежной стойкой сидели юные девушки в белоснежных одеждах. Слышалась немецкая и русская речь, а также легко отличимые на слух варианты немецкого, возникшие в долинах Австрии и Швейцарии, отделенных от Германии высокими горами; эти языки, к которым обычно подают вяленое на солнце мясо и несколько сортов хорошего сыра, удивительно приятны на вкус.
— Herr Sontag?
Одна из белоснежных девушек. Сибилла. Она чуть косила и двигалась легко, словно ничего не
— Вот увидишь, — говорил Арнольд, — дня через два ты полностью отдашься процессу. Станешь мягким, как воск, в их руках.
Так оно и было. Чуть косящая девушка влекла его за собой, словно они были соединены намертво, как два космических корабля; она откинула занавес, постелила на кушетку кусок прозрачного пластика, велела ему раздеться, лечь и не шевелиться. Он пытался заглянуть в тот ее глаз, который не косил, чтобы прочесть в нем свою судьбу, но она нажала на кнопку, и он мгновенно оказался в замкнутом пространстве, а вокруг вихрем закружился пахнущий сеном водопад и стало тихо. Очевидно, это и была та матка, из которой ему предстояло заново родиться. Прежде чем исчезнуть, Бабочка-Сибилла успела сообщить ему на своем горном диалекте, когда она вернется, но он тонул в блаженной неге и хотел одного: оставаться в этом состоянии вечно.
— Da m"ochte man schon bleiben, gel, [46] — прозвучал голос акушерки-Сибиллы, возвращая его к действительности из видений с участием ферм, телят и стогов сена. Она выдала Эрику полотенце и отвела в зал, где пожилая дама вышагивала по небольшому пруду, высоко, на манер цапли, подымая колени. Надо, сказала Сибилла, присоединиться к даме и двигаться в точности как она, считая, что он тоже превратился в некое подобие журавля. Но сперва постоять в деревянной кадке, полной горячей воды. Полезно для Kreislauf. [47] Не успел родиться заново, а проблемы уже начались. Ледяную воду для пруда доставляли, очевидно по спецзаказу Альпенхофа, самолетом прямо со Шпицбергена, галька, покрывавшая дно, больно впивалась в ступни. Подобрав полы купального халата, Эрик пытался вышагивать как велено, для развлечения вообразив, что проделывает это в окружении коллег-журналистов, выслушивая по ходу дела их комментарии. На стене висело таинственное изречение, в приблизительном переводе означавшее: ты был, каким ты был, где ты был и кто ты был; разглядывая его, он прислушивался к разговору о том, что Sp"atsommer [48] считается в китайской медицине пятым сезоном, сезоном земли.
46
3д.: Пожалуй, с вас довольно (нем.).
47
Циркуляция крови (нем.).
48
Бабье лето (нем.).
— В огненный период, — парировал другой голос (Эрик как раз вылез, чтобы постоять в горячей воде), — человек достигает личной зрелости, но наступает «бабье лето», и земля переходит от сохранного «я» к опасному «ты». Необходимо известное мужество, чтобы войти в связь с землей, соединиться с ней. Связь создается соединительными тканями, которые, связывая все со всем, строят наши тела…
Эрик скоро потерял нить рассуждений, но успел узнать о балансе селезенки и поджелудочной железы и задумался о том, все ли у него в порядке с этим балансом, потом прошел еще один круг по ледяной воде и сбежал в свою комнату, носившую имя Дикая роза. По дороге ему попались еще: Чистотел, Медвежья лапа, Водосбор и зал, где унылые рабы изнывали в борьбе с пыточными механизмами. Молодая женщина бежала по вечно крутящейся у нее под ногами ленте, русский, рядом с которым он с утра ожидал своей очереди, приседал и медленно поднимался с гигантским весом, прицепленым к блоку, а еще одна жертва, накрепко обвязанная ремнем поперек туловища, пыталась подняться, преодолевая чудовищную тяжесть и наливаясь краской от натуги; что за бессмысленный, тяжелый труд, подумал он.
Никогда еще он не занимался своим телом так много, а теперь это происходило каждый день. Его умащали маслом, массировали, натирали солью, устраивали ванны с сеном и грязью, и каждый день он получал с утра одну булочку, а в полдень — минималистскую композицию, плод трудов художника-скульптора, но все съеденное сжигалось на первых же километрах пешей прогулки в гоpax. По вечерам же предлагался выбор между булочкой и картофелиной, большим клубнем, одиноко ожидавшим посреди тарелки свидания с сочной свиной отбивной, на которое та ни разу не явилась. Сбрызгивая картофелину в качестве компенсации крупными каплями льняного масла холодного отжима, Эрик вспоминал рыбий жир, которым его пичкали в детстве. К картошке подавались две полные чайные ложки парфе из семги или тоненький кусочек авокадо; предполагалось, что этого должно хватить на бесконечно длинную ночь, на пороге которой каждый проходил ритуал приема какого-то белого порошка, разведенного в воде, после чего наступал покой до утра. Которое начиналось с поглощения дьявольски-горького напитка, приводившего через некоторое время к катаклизму в животе, сравнимому разве что с извержением вулкана, сметающим на своем пути деревни и губящим бессчетные толпы людей.
Мысли о чем-либо покинули Эрика. Если бы ему сказали, что остаток жизни придется провести рядом с доктором Крюгером, он не удивился бы. Все, что занимало его прежде — грядущая война, голландская литература, газета и даже Аннук, куда-то исчезло; он спал, как сурок, отмечая с изумлением, что тяга к выпивке и сексу пропала совершенно, и радуясь овощному бульону, за которым каждый день, начиная с без четверти одиннадцать, выстраивалась очередь, и сеансу массажа, который проводила с ним Сибилла. Однажды он осмелился сказать, что никогда не встречал женщины с такими сильными пальцами (которая вдобавок — этого он сказать не посмел — выглядела бы невесомым эльфом), и она ответила, что занимается альпинизмом, после чего он тут же представил себе, как ее сильные пальцы вцепляются на огромной высоте в отвесную скалу.