Потерянный родственник
Шрифт:
Перфилов ничего не ответил. А что тут можно было ответить? Человек с фонарем, по-видимому, повернулся в другую сторону – яркий луч ушел в противоположный от Перфилова угол – и сказал совсем другим тоном, обращаясь к кому-то наверху:
– Что будем с этой падалью делать?
На лестнице застучали новые шаги, и другой голос раздраженно ответил:
– Что решили, то и будем делать! Только сначала я его пополам порву, суку.
Но человек с фонарем был настроен по-иному, и это слегка обнадеживало Перфилова, потому что решающий голос принадлежал здесь, кажется, именно ему.
– Подожди
– Чего там разбираться? Он должен ответить!
– Он ответит. Куда он денется? Но сначала я хочу разобраться. Нам, между прочим, так и сказали – разобраться.
Второй спустился вниз и немедленно сунул Перфилову под нос еще один фонарь, от света которого тот едва не ослеп.
– У-у, сука! – плотоядно протянул второй. – Чешутся у меня на тебя руки!
– Ладно, подожди, я спрошу, – сказал первый и, оттеснив в сторону своего приятеля, ударил Перфилова ногой в пах.
От жуткой боли Перфилов заорал благим матом и рухнул без чувств на колени. Потом он долго корчился, скрипя зубами и шаркая по полу подошвами. Потребовалось не меньше минуты, чтобы он хоть как-то пришел в себя. Он ощущал себя так, будто его только что начисто выпотрошили. В голове тоже было пусто – один страх.
Передышки ему не дали.
– Не пойму, – сказал тот, кто его ударил. – Ты вообще кто по жизни? Ты на спецслужбы работаешь? Вроде не похоже. А с другой стороны, вон какие номера откалываешь… Кто ты вообще?
– Я фотограф, – с трудом ответил Перфилов. – Простой фотограф. Снимаю для журналов. Модели там, певички всякие…
– А какого же ты наших ребят на смерть послал? – со жгучим любопытством поинтересовался допрашивающий. – Откуда у тебя этот адресок был? Ты мне на этот вопрос должен сейчас честно ответить, потому что иначе я из тебя из живого кишки выну, понимаешь?
Перфилов ужаснулся этим словам и своему дару предвидения – только что примерещилось, и на тебе! Уже готово сбыться. Ничего отвратительнее быть выпотрошенным и представить было невозможно.
– Я скажу откуда, – поспешно заявил он. – Это просто. Там живет моя дальняя родственница. Я сначала думал, что я там фотоаппарат оставил. А потом вспомнил, что не там. А вы уже ушли, – тараторил он, опасаясь, что ему не дадут сказать главного. – Фотоаппарат я в другом месте спрятал. Это уже точно. Без болтовни. Просто я все эти дни пил без меры – поэтому у меня голова сейчас плохо работает…
– Что он лепит? – мрачно спросил второй.
– Объясняет, – сказал первый. – Не видишь разве? Врет опять. Родственница! А у родственницы – муж полковник МВД. Старший оперуполномоченный! С пушкой не расстается. Ты что, не соображаешь, что в засаду нас послал? Ну и что? Один наш убит, другой еле ушел. Взяли «мыльницу», пустую… Я давно сказал – ни к чему эти поиски. Аппарат ты передал кому надо. Я вот только хочу понять, на какие службы ты работаешь и что ты о нас вообще знаешь?
– Да я про вас вообще ничего не знаю! – запричитал Перфилов. – И я не спецслужбы… Я фотограф. Черт меня попутал… Я вам сейчас точно скажу, где этот долбаный фотоаппарат! Ну, поверьте мне!
– Вот мразь, – еще более мрачно заметил второй. – Слушай, никакой он, на хрен, не агент. Там таких долбодятлов не держат.
– Ничего себе, не агент! А кто фотографировал? Кто убегал? Кто нас только что подставил?
– Да при чем тут это? Он же пьяный был в соплю. Его сразу ловить надо было. По мозгам бы дали, чтобы вылетели на хрен, и не было бы сейчас никаких забот.
– Умный! Что же не ловил тогда?
– Во-первых, меня там не было. Не знаю, как можно было не поймать этого лоха.
– Вот так и можно. Потому что не лох он, а сотрудник.
– А если так, то кончать его надо.
У Перфилова уже не было сил слушать эти нелепые размышления по поводу собственной личности. Ничего общего с действительностью они не имели, но от этого не казались ни забавными, ни абстрактными. Решалась его участь. Вернее, она уже была почти решена.
– Да выслушайте меня! – завопил он. – Не агент я, не сотрудник! Вы у меня дома были! Вы что – не поняли, кто я по профессии? Я фотограф! Всю жизнь этим занимаюсь!
– Мало ли что, – хмыкнул первый голос. – Сотрудники тоже разные бывают. А зачем ты нас в переулке снимал?
– Да я даже не помню, что я вас снимал! – истерично выкрикнул Перфилов. – И не знаю, кто вы такие! Я всегда все снимаю, если подвернется случай…
Он внезапно осекся, словно получил еще один удар. Удар не был физическим действием, но ошеломил Перфилова еще больше. Он вдруг вспомнил все – кого он снимал, где и какой при этом имел расчет. И это воспоминание напрочь лишило его дара речи.
– Что же ты примолк? – участливо спросил голос. – Сам понял, что заврался? Просто так нас не снимают, это ты верно сообразил! И так просто от нас не бегают. Для этого особая подготовка нужна. Тебя готовили, верно? Скажи мне все, и я тебя выслушаю. Ты в ментуре работаешь или в ФСБ?
– Я могу сказать, где фотоаппарат, – уныло пробормотал Перфилов.
– Конечно, скажи! Только сначала ответь на вопрос. Мне так спокойней будет. Ты мент или фээсбэшник?
«А какого черта я ломаюсь? – почти безразлично подумал Перфилов. – Если ему так хочется… Главное, чтобы он позволил сказать, где я оставил фотоаппарат. Может быть, это поможет. А может, и нет. Какая теперь разница? Мне теперь каждая лишняя минута дороже прожитого года. Если они говорят, что у Гурова кого-то убили, значит, их всех уже взяли на заметку. Пока я жив, у меня еще есть маленькая надежда».
– Ладно, – сказал он устало. – Я из милиции. А фотоаппарат еще можно достать. Я никому его не передавал…
Глава 14
Довольно скоро выяснилось, что пресловутый фотоаппарат цел и спрятан Викторией Павловной в магазине среди всякого хлама.
– Понимаете, – проникновенно объяснила она Гурову. – Муж и так завелся до предела. Если бы он еще увидел эту штуку… А вещь дорогая – не выбрасывать же. Геннадий зарабатывает прилично, но, по-моему, потом он все равно будет жалеть, что потерял аппарат. Может, он ему и не нужен, конечно. Кто его разберет? Вообще не понимаю, зачем он его мне сунул – крыша поехала, наверное…