Потерянный родственник
Шрифт:
– А кто тебе мешает? – меланхолично поинтересовался Гуров. – Только его сначала найти надо. Ты знаешь, где он?
– Он где-то рядом. Я чувствую, – заявил Крячко.
– Не один ты чувствуешь. Только одних чувств тут явно недостаточно. Сколько уже портрет этого Аслана Москву украшает? А-а, не помнишь? Вот то-то и оно…
– Перфилов же его встретил, – угрюмо напомнил Крячко.
– Это верно, – кивнул Гуров. – Как говорится, повезло. Только кому – неизвестно. Второй раз может и не повезти.
– Я имею в виду, что он неспроста его в том месте
– Не исключено, – согласился Гуров. – Только где – там? Может, ты забыл, что мы с тобой обшарили весь район около легендарного проезда. И каков результат? Задействовать большие силы нужно. Разбить район на кварталы. Сменное наблюдение.
– Уйдет он, – скривил губы Крячко. – Наверняка он и сейчас уже нервничает. Перфилов ему здорово кайф поломал.
– Если так рассуждать, – сказал Гуров, – то нервничать он должен каждую минуту и каждый день своего пребывания в Москве. А этого не наблюдается. На снимке у него удивительно уравновешенное выражение на лице. Несмотря на то что его застигли врасплох. Некоторые в таких случаях вздрагивают. Этот, по-моему, не из таких.
– Все равно, искать его надо, – упрямо повторил Крячко. – Искать срочно, пока не ушел. У нас теперь снимок есть. Поднять несколько групп из МУРа, прочесать весь район – все равно мы этот подвал найдем!
– А если этот подвал не там, а в полукилометре севернее или западнее? – спросил Гуров. – Да и ни черта на этом снимке, надо сказать, не видно. Перфилов меньше всего думал о том, чтобы экстерьер фотографировать. Для него портрет важен был. Место он сам показать мог. Жаль, что теперь не может. И вот этот факт заставляет меня присоединиться к твоей навязчивой идее – искать. Потому что следующим пострадавшим в этой истории будет именно Перфилов.
– Чего же мы тогда ждем, если ты со мной согласен? – сказал Крячко. – Двигать надо, шевелиться. Генерал обо всем в курсе, следователь тоже. Указаний пока никаких. Самое время проявить инициативу. Потом не дадут.
– Мы до Свиблова и доехать не успеем, – заметил Гуров. – Отзовут нас. Генерал сейчас к министру уехал на совещание. Будут как раз решать, в чьи чистые руки передавать свежее дело о террористах, обязанности распределять и права. Как ты правильно заметил, мы будем, скорее, на подхвате. Поэтому я и говорю, что до Свиблова нам не доехать.
– Можно мобильник отключить, – пожал плечами Крячко. – Ничего хитрого. Не первый раз небось. А чего ждать-то? По крайней мере, шанс у нас будет первыми этот подвал найти. Я, кажется, даже знаю, где искать нужно. Представь себе, в зрительной памяти что-то такое отложилось – еще с того вечера.
– В психологии это называется иллюзорное представление, – усмехнулся Гуров. – Вместе с тобой лазили. Что-то в моей памяти ничего такого не отложилось.
– А этому тоже есть название, – хладнокровно заметил Крячко. – Старость не радость. Вот память тебя и подводит. Дальше еще хуже будет. Потому я и говорю, мы должны этого черта поймать! Чтобы на вершине славы завершить карьеру.
– Аппетиты у тебя! – покрутил головой Гуров. – Карьера! Вершина славы! Будто ты только вчера школу милиции закончил. С отличием. Но я в принципе не возражаю. Можно попробовать. Без ведома руководства, рискуя лампасами. Вот сейчас только кофе допью, и поедем. – Он прислушался и с любопытством добавил: – Только, кажется, мы опоздали – я слышу шаги судьбы за дверью.
Он не слишком ошибся – судьба не судьба, а следователь Балуев за дверью присутствовал. И не только присутствовал, но и без стука ввалился в кабинет, занял свободный стул и без разрешения сразу же закурил сигарету.
– Ну что, довольны? – спросил он, прищуриваясь на Гурова хитрым глазом. – Опять по-вашему вышло. Мне сейчас, между прочим, прокурор звякнул. Они там все еще совещаются – и закончат, наверное, не скоро. Ну а он вышел зачем-то. Может, руководство его специально попросило. Короче говоря, он меня предупредил относительно необдуманных действий. Я же счел своим долгом в первую очередь вас предостеречь – лично. Зная вашу анархическую жилку.
– Не понял, Сергей Михалыч, – скучным голосом сказал Гуров. – Ты все какими-то намеками говоришь. От чего ты нас предостеречь хотел-то? Без шапки на улицу не выходить? Или воду кипятить перед употреблением?
– Воду тоже можете кипятить, – спокойно ответил Балуев. – Но я о другом. Призываю временно воздержаться от оперативно-розыскных действий. Это дело будут теперь спецслужбы раскручивать. Они сложившуюся ситуацию всесторонне проанализируют, сделают необходимые выводы, сопоставят с имеющимися у них данными… Одним словом, подход строго профессиональный, без самодеятельности. Любые несанкционированные действия могут нанести непоправимый вред и повлечь за собой человеческие жертвы.
– Ты как по писаному шпаришь, Сергей Михалыч, – с уважением заметил Крячко. – Только нам-то это зачем? Нас насчет этих дел никто не предупреждал. Мы и знать не знаем, кто там чего анализирует…
– Вот потому я здесь и нахожусь, – назидательно сказал Балуев. – Можете рассматривать мои слова как приказ.
– Как устный приказ, – поправил его Гуров.
– Пускай как устный, – согласился Балуев. – Ему от этого хуже не будет.
– Нам тоже ни холодно ни жарко, – произнес Гуров. – Устный приказ как ветер – пролетел, и только его и видели.
– Это как же понимать? – опять сощурился Балуев.
– Кофейку хочешь? – спросил Гуров. – Хороший кофе. Особенно когда другого нет.
– Выпью чашечку, – милостиво сказал Балуев. – Только ты все-таки скажи, как понимать твой поэтический образ насчет ветра?
Гуров достал из шкафа чистую чашку, щедро насыпал в нее кофе из банки, залил кипятком и обернулся к следователю.
– Тебе сахару сколько кусков? Сахару у нас полно, так что можешь не стесняться.
– Меня сахаром не купишь, – заявил Балуев. – Поэтому три куска клади.
Гуров выполнил его просьбу, поставил чашку на край стола перед Балуевым и сказал: