Потерянный
Шрифт:
И все же щеки горели румянцем азарта. А изумрудные глаза озорно блестели. Объективно, танцмейстер смотрелась впечатляюще.
— Не оскорбит, если после вашего разговора мы попробуем отложить формальности и пообщаться в более спокойных условиях. Договорились?
— Хорошо, — усмехнулся директор, уже мысленно настраивая себя на очередной непростой разговор с Брайером.
Прятать карты надоело. Пока он скрывает все, что произошло на самом деле, за Файном и остальными всегда будет преимущество в правде.
На друга
Мысли Брайера путались. Сомнения разрывали его разум на части. Файн, конечно, не добился своей цели окончательно, но удар оказался сильным.
— Нильсон, — Титов подошёл к сидящему на скамье ближе. Тот медленно, будто после сна, поднял голову. Во взгляде невозможно было ничего прочесть, да и мысленная картина не прибавляла ясности.
Мимо прошла небольшая компания легионеров. Один из парней, идущий с краю, брезгливо посмотрел на Брайера и поспешил пройти мимо.
— Нильсон! — повторил директор, не дождавшись ответа, и тут же присел рядом, — что случилось?
Рука схватила друга за плечо и чуть тряхнула. Наконец, глаза мужчины нашли Константина.
— Ты! — последовал едва ли не выкрик. Кулак, в хватке которого рука ОПЗМовца бы просто утонула, сжался, — зачем пришёл? Видишь… я думаю.
— Всё о том же? — запоздало Титов осознал, что не смог скрыть раздражения. Эти чертовы повстанцы дотянулись и сюда! — брось, друг, мы специально прилетели в Легионы. Отдохнуть, развеяться. Я и правда это говорю?
Он усмехнулся. Нет.
Примерно то же самое говорил Адам — ещё неделю назад, когда Константин приехал к нему за помощью.
— Не могу из головы вышвырнуть, — бросил Нильсон, — будто в памяти всплывает что- то, чего не было. Понимаешь?
— С трудом, — прозвучал честный ответ. Мысли Брайера подсказывали: мужчина мечется меж двух огней.
И вот другой вопрос, сказал себе Титов. Он ведь прямо сейчас спешил сюда с тем, чтобы перехватить Нильсона. Не дать тому сбежать!
Вот она, победа. Военачальник Армии Освобождения здесь, перед ним, никуда не сбежал. Беззащитный, как никогда. Не легче ли будет от него просто избавиться? Его, Константина, друг уже может не вернуться. Эти сомнения… их тоже так просто из головы не вышвырнуть. Даже Дар мало чем поможет.
Устранить генерала Брайера, пока он в руках Организации. Это серьёзный шаг к тому, чтобы завершить, наконец, войну.
Или же попробовать ещё раз? Хотя бы один раз, и вся болтовня Файна будет забыта. А Нильсон останется здесь, теперь уже навсегда.
Константин сжал зубы. Может, второй вариант продиктован не логикой, а разлившимся по организму виски, кто знает?
— Конечно. Ни черта ты не понимаешь, — тихий и безжизненный голос Брайера отвлёк от размышлений, —
— Я тебе уже говорил, — осторожно ответил Титов, — тут вопрос доверия. Кто такой Файн? Почему слушаешь врага, который фактически пытается склонить тебя на свою сторону?
— А если он говорит правду? Что, если так? То ты сейчас врешь мне прямо в лицо!
Оба вскочили на ноги — почти одновременно. Одинокий легионер, повернувший в переулок, поспешил шагнуть обратно и пропасть из виду.
— Да откуда ты вообще берёшь эти «если»?! — гнев, подогретый алкоголем, наконец, выбрался наверх и у генерального директора, — хватит слушать первых встречных! Очнись уже!
Брайер уже почти перешёл на крик. Клокочущая ярость в нём рвалась наружу:
— Ты говоришь всё это со стороны! Но на моем месте никогда не был! Представь, проснулся после долгого сна. И все говорят разное! Что бы ты делал, а?
— Послушал бы тех, кто был со мной, когда спать ложился! Так понятнее?
ОПЗМовец уже не сдерживался. Вся эта ситуация, может, требовала более тонкого подхода, но сейчас… Даже его терпение дало слабину.
— Нет! Не понятнее! Все, что сейчас творится, вообще один бредовый сон!
— Так проснись! Ещё раз тебе говорю! Включи уже голову!
Всего один смазанный удар: Титов не успел его даже отследить, отвлекшись на налитые кровью глаза Брайера. Но сила удара была такова, что директор, перевалившись через скамью, растянулся на мостовой. Едва успел прижать подбородок к груди и спасти затылок.
Подогнув ноги, Константин оперся на мрамор здания и поднялся. Нильсон сделал шаг к нему.
Запоздало пришла мысль о Даре, но сосредоточиться ОПЗМовец не успел. Кулак оппонента с неукротимой силой врезался ему в левый бок.
Если рёбра выдержали, то только чудом.
Челюсти Брайера были плотно сжаты. В глазах пылала — нет, не ненависть, а, скорее, гнев. Может быть, даже не лично на Константина, а на весь мир, который вертит мужчиной, как игрушкой.
Титов проник в мысли бывшего друга. Только лишь хотел заставить того опустить руки, но вновь не успел отдать мысленную команду: Нильсон ударил его лбом в лицо.
Даже сквозь виски прострелила внезапная боль. Шок отрезвил. Мысли, слишком долго затуманенные, словно очистились, и вся картина стала чётче.
Кровь из- под рассеченной на лбу кожи ещё не попала в глаза, и Константин видел Брайера отлично. Всего один ментальный удар…
Потеряв сознание, мужчина осел на мраморную стену ближайшего здания. Его кулаки разжались, а глаза медленно закрылись.
Титов отшатнулся. Всего пара полученных ударов, наверняка даже не в полную силу, — а он едва чувствовал тело. Шок отступил, позволив боли проявить себя во всей красе. Кровь, текущая по лицу, уже начала заслонять поле зрения.
Путались даже мысли: будто вихрь пронёсся через мозг.