Потерять и обрести
Шрифт:
– Это должен быть ребенок, – выдохнула Камея. – Не старше семи дней. Он спит глубоким сном. Они закапали ему маковый отвар.
Каролина пыталась сладить с дурнотой, подступившей к горлу, и заставила себя задать вопрос:
– Что произойдет с ребенком?
– Жрец поставит его в корзинке на воду к крокодилам. Если с ребенком ничего не случится, значит, боги одобряют свадьбу короля. Если он умрет, вы свободны. – Голос Камеи был едва различим в шуршании крон деревьев под дуновением ветерка.
Жрец вступил на помост. Легко, почти пританцовывая, шагал он по нему. В конце он замер, потом опустился на колени и поставил корзинку
Голос короля, больше напоминающий вопль животного, а не человеческий голос, прорезал ночь. Каролине не надо было понимать выкрикнутые слова, чтобы догадаться об их смысле.
– Он восстает против оракула! – ужаснулась Камея. – Говорит: они его обманули. Они не накормили перед этим обрядом крокодилов поросячьим мясом, как предписывает закон. Он объявляет свадьбу!
Она уставилась на Каролину в паническом ужасе. Эта белая фигура, казалось, излучавшая свет, эти глаза с синим магическим огнем – а вдруг белая была колдуньей, околдовывавшей мужчин своей красотой и губившей их? Белый – цвет смерти, злого колдовства. Только колдовские чары могли так ослепить короля, что он не подчинился оракулу священных крокодилов. И она, Камея, привела ее сюда! Берберка, обычно мыслившая с мужской четкостью, вдруг опять превратилась в запуганное дитя при роды. Она не знала: то ли ей бежать сломя голову, то ли упасть колдунье в ноги.
Словно за ней гнались фурии, Камея бросилась бежать от Каролины. Она поминутно оглядывалась, в безумной надежде, что наваждение, преследовавшее ее, растворится в воздухе и все опять станет, как прежде.
Каролина чересчур была занята собой, чтобы обращать внимание на странное поведение служанки. Все ее внимание сосредоточилось на дороге. Каждый поворот казался ей важным, будто за ним открывалась свобода. Как бы ни выглядела свобода – ей нужно было бежать. Даже безнадежное бегство было лучше, чем пугающая страсть этого короля. Ее глаза беспокойно ощупывали все подряд ниши, выступы стен, плоские, поросшие травой крыши. Каждый проход, каждое окно, каждую лестницу, мимо которых она бездумно прошла, она пыталась сейчас запечатлеть в памяти. И, тем не менее, когда Камея закрыла за ней портьеру, и мягкий полумрак комнаты опять принял ее, она по-прежнему не имела ни малейшего представления, в какой части лабиринта находилась.
На подносе стоял ужин. Камея хотела как раз начать сервировать его, как на террасе поднялся шум. Она откинула рогожу, которая каждый вечер вывешивалась, чтобы немного защитить от ночной прохлады, и вышла наружу. Совсем недалеко раздавались приглушенные голоса. Каролине показалось, что она узнала один из них – высокий и чуть хрипловатый. Но не успела она в этом убедиться, как все стихло. Каролина вопросительно взглянула на берберку, когда та вернулась.
– Кто это был? Голос показался мне знакомым.
Камея подняла на нее глаза.
– Это мальчик, сын белого капитана, который приехал в тот же день, что и вы, – ответила она. – Он приходит каждую ночь с тех пор, как вы здесь, – продолжала Камея. – Подкупает стражу, чтобы они разрешили ему до рассвета сидеть
– Введи его! – Каролина не обращала внимания на протест в глазах Камеи. – Я хочу его видеть.
Когда Никанор Велано вошел из ночной темноты в освещенный проем двери, в спадающей накидке с низко надвинутым на лоб капюшоном, он показался Каролине выше и старше, чем запомнился. Из нечетких детских черт проступило новое лицо, отмеченное мужской серьезностью. Похоже, что за несколько месяцев он повзрослел на несколько лет. Она подошла к нему, собираясь обнять, но потом не решилась.
– Я рада видеть тебя, – лишь произнесла она. – Почему ты не приходил раньше? Сосредоточенное лицо Никанора преобразилось под наплывом противоречивых чувств. Он бросился к ее ногам.
– Я освобожу тебя! Мы убежим вместе. Я все подготовил. – В его горящих глазах была мольба. – Но обещай, что ты будешь принадлежать мне!
Его все время преследовал кошмар, что в тот момент, когда он откроется ей, она высмеет его.
Но она не смеялась. Ее глаза, казавшиеся ему почти черными, спокойно взирали на него, губы в испуге приоткрылись. Раньше Каролину признания такого рода иногда забавляли, временами льстили ей. Теперь ничего этого она не испытывала. Она устала от мужчин. Устала от любви, которую себе на беду возбуждала в них.
– Пообещай мне! – услышала она настойчивый голос Никанора.
Каролина посмотрела на него. Знал ли он, что значили его слова? А если да – был ли у нее другой выбор? Она была в ситуации, в которой женщине простительно все.
Каролина погладила вьющиеся каштановые волосы юноши и молча кивнула. Она увидела, какую реакцию вызвала единственным молчаливым кивком, и осталась довольна собой. Ее первоначальная робость перед этой игрой была преодолена. Какой же она была женщиной, если не рискнет сделать эту ставку? Для мужчины не существует лучшего стимула, чем желание завоевать женщину. То, что он был так молод, то, что она была первой женщиной, которую он возжелал, делало его безрассуднее и опаснее, но она не сомневалась, что сможет обуздать его. Жестом, создающим дистанцию и в то же время доверительность между ними, она пригласила его сесть рядом.
– Ты сказал, что все приготовлено к побегу? Что ты имел в виду?
– То, что ты можешь быть свободна в этот же час. Мой конь стоит за валом. Он выдержит нас обоих, и на рассвете мы сможем быть в Видахе, на корабле. Я знаю многих капитанов.
Слегка втянув плечи и сжав кулаки, он стоял перед ней.
Каролине пришлось подавить улыбку. Она отдавала себе отчет, что должна мыслить хладнокровно, за двоих.
– Убежать, чтобы снова быть схваченными в тот же час, – это нам не подходит, – спокойно произнесла она.
– Ты не веришь мне? – Никанор был ущемлен в своей гордости, его лицо залила краска. Все в нем восставало против отсрочки побега.
Чтобы успокоить, Каролина взяла его за руку.
– Нам нельзя бежать на берег. Там они нас будут искать в первую очередь. Любой выдаст нас. Есть лишь один путь – пустыня. Никто не поверит, что мы рискнем на невозможное, и именно поэтому мы должны это сделать.
– Пустыня?
Вначале у него была та же мысль, но он отмел ее. Никанор считал, что ей не справиться с невзгодами и тяготами, которые ее там ожидают. Тем не менее она была права. Восхищенный мужеством Каролины, он смотрел на нее широко открытыми глазами.