Потерявшая сердце
Шрифт:
С будущей русской императрицей молодой виконт впервые встретился на балу в Берлине. Ей тогда было всего двенадцать лет, ему — восемнадцать. Он пригласил миленькую розовощекую девочку на менуэт и все время танца рассказывал ей о своих странствиях, а она поверить не могла, что ее кавалер в столь юном возрасте уже объездил пол-Европы. Потом они встречались в Вюртемберге, а позднее в Париже. От своего отца Арман хорошо знал историю герцогства, особенно биографию деда Доротеи, знаменитого дебошира и пьяницы Карла Александра. «Это гадкое животное, этот ненасытный павиан, — не стеснялся в выражениях отец, — за несколько лет полностью разорил страну, сделал свой народ нищим». Если бы не его финансист Иосиф Зюсс-Опенгеймер, известный
Виконт любил вспоминать свою юность, искреннюю дружбу с будущей императрицей, которую они сохранили на долгие времена. «А в России вы когда-нибудь бывали? — спросила она его как-то. — Говорят, там живут одни варвары!» «О, напротив! — возразил он. — При дворе императрицы Екатерины устраивают балы пышнее, чем в Версале! Вам бы там непременно понравилось!»
Ее интерес к России был не случаен. Вскоре милой, розовощекой Софии Доротее Августе Луизе исполнилось семнадцать лет, и ее выдали замуж за русского цесаревича Павла, с которым она тоже познакомилась на балу в Берлине. В православии ее окрестили Марией Федоровной.
В то время когда она делала свои первые шаги на русской политической арене, виконт бороздил моря и океаны. О такой карьере он мечтал с детства. Морской офицер Арман де Гранси присягал едва вступившему на престол королю Людовику Шестнадцатому и его юной супруге, королеве Марии-Антуанетте. Вскоре он и сам женился на некоей Эмилии Терезе де Назэр, небогатой дворянке из Тулузы, дальней родственнице известного поэта и драматурга Фабра д'Эглантина. Однако ему суждено было очень скоро овдоветь. Эмилия умерла от родов, оставив Арману очаровательную дочурку, которую назвали Мадленой. Девочка воспитывалась у его родителей, отец видел ее лишь в промежутках между плаваниями.
Однажды, узнав из газет, что великий князь Павел со своей супругой великой княгиней Марией совершают поездку по Европе, которая должна завершиться в Париже, виконт специально приехал в столицу, чтобы повидать подругу юности, милую розовощекую Доротею, ставшую уже многодетной матерью.
Людовик и Мария-Антуанетта тепло встретили наследника русского престола и его супругу. Королева подарила Марии Федоровне драгоценный убор, стоимость которого равнялась цене поместья под Парижем. Австриячка любила делать безрассудно щедрые подарки и не терпела никаких напоминаний о том, что французские ремесленники и крестьяне пухнут с голоду. Невероятная роскошь двора и катастрофическое обнищание народа настолько резали глаз, что об этом трудно было молчать. В самых высших кругах эта тема возникала все чаще, становясь навязчивым рефреном любой беседы. «Такой-то банк обанкротился, никто из директоров, конечно, не наказан. Тысячи семейств теперь умрут с голоду!» «В такой-то деревне убили сборщика налогов, он хотел забрать у людей последние гроши… Десять человек казнены, двадцать в тюрьме. В деревню послали солдат для усмирения». «Женевьева из Комеди Франсез стоит своему содержателю, принцу Конде, бюджета целого европейского княжества. У принца более полутора миллионов долга, и платить ему нечем. Король хотел говорить с ним об этом, но королева его осмеяла. Для нее это просто забавная история!» «Это все плохо кончится», — как-то сказал Арман де Гранси в компании преданных друзей. «Дружище, все УЖЕ кончилось! — с горечью ответил ему сослуживец, также военный моряк. — Прежние времена никогда не вернутся. Корабль дал течь, в трюме стоит вода, и скоро эта посудина получит такой крен, что всех нас смоет в море, водяным чертям на закуску! Кто не видит этого, тот просто слеп! На горе себе мы впустили на борт Австриячку!»
Конечно, ни о чем подобном виконт никогда бы не заговорил с Доротеей. Тогда, в Париже, ему не удалось к ней даже приблизиться. Они видели друг друга мельком, издали. Он снял шляпу и поклонился, она ответила едва заметным кивком.
Революция не застала виконта врасплох. От своего родственника Филиппа Франсуа Назэра Фабра д'Эглантина, члена якобинского клуба, составителя нового революционного календаря, он всегда знал последние новости, был в курсе всех событий. Однако это не помогло ему спасти от гильотины ни короля, ни королеву. Все заговоры, в которых участвовал виконт, неизбежно проваливались. Впрочем, терпели крах и те, в которых он не участвовал, словно Провидение безоговорочно обрекло и Людовика, и Марию-Антуанетту на смерть.
Какое-то время виконт жил под чужим именем и ходил по улицам Парижа одетый, как патриот, в карманьоле и кюлотах, длинных штанах из дешевой материи. Он наблюдал, как дракон Революции, насытившись голубой кровью, начал пожирать своих приспешников. После переворота 9 термидора под ножом гильотины оказались самые ярые патриоты — члены якобинского клуба: Робеспьер, Сен-Жюст, Кутон и другие. Но еще раньше, 16 жерминаля (5 апреля) 1794 года был казнен примкнувший к дантонистам Фабр д'Эглантин. Виконт в это время уже эмигрировал.
Сначала он жил в Англии, потом приехал в Россию основывать вместе с герцогом Ришелье французскую колонию в Одессе. Он был тепло принят в Петербурге тогда уже вдовствующей императрицей Марией Федоровной. «Так правда или нет, дорогой Арман, что в России живут одни варвары?» — шутливо осведомилась она при встрече, вспомнив свой наивный вопрос на давнем балу. Кто тогда мог подумать, что внучка скандально известного всей Европе герцога Вюртембергского, милая розовощекая Доротея станет императрицей огромной державы, матерью десятерых детей, в том числе двух будущих императоров?
В России виконт пробыл недолго. Король английский вскоре призвал его к себе и попросил возглавить эскадру кораблей, отплывавших в Средиземное море, чтобы дать бой наполеоновской флотилии. Де Гранси ответил ему прямо: «Я никогда не обнажу свою шпагу против француза. — И, поклонившись, добавил: — Но, если Ваше Величество доверит мне командование торговым судном, почту за честь служить английской короне…»
И снова он поднялся на капитанский мостик, вдохнул полной грудью соленый морской воздух. Сначала виконт плавал в Индию и в другие британские колонии, после вступления России в войну с Наполеоном его фрегат неоднократно посещал русские порты. Мария Федоровна всегда была рада видеть старого друга и вспоминать с ним былые времена.
Виконт проснулся по обыкновению очень рано, в шестом часу утра. Едва начало светать, как он уже прогуливался по пустынным аллеям Павловского парка, буравя песок своей великолепной сандаловой тростью с огромным изумрудом в набалдашнике. Дойдя по главной аллее Старой Сильвии до площади Двенадцати дорожек, де Гранси присел на скамью возле бронзовой статуи Флоры, богини весны и цветов, и стал чертить тростью на песке странные знаки, несущие, по-видимому, некий скрытый смысл. Сначала он скрестил два треугольника, вершины которых смотрели вверх и вниз. Получилась шестиконечная звезда. Рядом виконт нарисовал звезду с пятью углами. Затем круг, в который вписал некое подобие человеческой фигуры… Все это он проделывал бессознательно, его мысли были далеко.
Позавчера, сойдя на пристань, виконт вдруг увидел призрак Мадлен. Лишь призрак, потому что его дочь не могла стоять среди любопытных горожан. Призрак, потому что, будь его девочка жива, ей бы уже стукнуло тридцать шесть лет. Призраку было от силы шестнадцать, как и Мадлен в том проклятом девяносто третьем году. Эти воспоминания доставляли де Гранси мучительную боль. Двадцать лет, проведенных на чужбине, ни от чего его не излечили. Незнакомая девушка, одетая в траур, всколыхнула прошлое, вновь заставила его пережить те страшные дни…