Потерявшая сердце
Шрифт:
— Стеша, — девушка сонно улыбнулась проститутке, как старой хорошей знакомой, — а я тебя жду-жду! Неужели ты все искала Афанасия?
— Ох, и задала же ты мне работу, дворяночка, — со вздохом пожаловалась та.
Лицо ее было очень печально, и Елена, окончательно придя в себя, заволновалась:
— Ты его нашла? Узнала, что с ним?
— Не знаю, как сказать… — замешкалась Степанида.
— Боже мой!
У юной графини в этот миг так сжалось сердце, словно Афанасий и впрямь был ее родным братом.
— Да говори же! — вскричала она, так что мальчишки разом обернулись в их сторону.
— Узнать-то я узнала, где он, — наконец выдавила Стеша, — но не знаю, жив ли еще…
Глава
Молодой разбойник на пороге смерти. — Покаяние. — Чем не стоит клясться мужчине, когда он влюблен
Три дня тому назад, едва успокоив свою подопечную после ее неудачного визита к Протасовой и оставив Елену в доме Зинаиды, Афанасий отправился в Гавань уже в сумерках. Свернув на указанную в записке улицу, Афанасий искал взглядом свой флигелек и невольно думал, как, должно быть, хорошо жить в собственном доме. Не в разбойничьей избушке, не в землянке, в которой он хоронился два года после побега с каторги. Еще лучше, когда в своем доме тебя кто-нибудь ждет и встречает радостным возгласом: «Наконец-то пришел, я так соскучилась!» Ему уже двадцать пять, а любовь свою он так и не встретил. До любви ли ему было все эти годы? Хорошо бы найти добрую, честную девушку… Ни за красотой, ни за деньгами он не погонится, счастья они не приносят. Что касается юной графини, в отношении нее Афанасий давно уже все решил. Как только она выиграет дело, получит наследство своих родителей, он расстанется с Еленой навсегда и не возьмет от нее ни копейки. Довезет ее до Москвы, а там подастся к «федосеевцам». К ним-то он и пробирался из Сибири, да вот угодил в тюрьму. Братья примут его, как родного. С одним из «федосеевцев» он бежал с каторги, но тот захворал в тайге, помер у него на руках. «Федосеевцы» были одной из самых суровых раскольничьих сект, умерщвлявших плоть упорным самоистязанием, но это — удел праведников, «кормчих», а простым членам общества разрешено даже вступать в брак. Братья найдут ему подходящую невесту, жизнь пойдет на лад. Но это все потом, а сейчас ему надо бы справить документы понадежнее. Те, что какими-то темными путями достала Зинаида на имя некоего немца, гробовых дел мастера, не внушали доверия даже самому Афанасию. Ну какой из него немец-гробовщик? Первый же будочник заподозрит неладное и потащит его в участок.
Отыскав наконец свою новую квартиру, он забросил в комнату узел с вещами и отправился купить что-нибудь себе на ужин. Под крышей у сестры он за день не сделал ни глотка воды, как и обещал, и теперь его терзал сильный голод. В Гавани многие лавочки со съестными припасами были открыты по ночам, так что затруднений Афанасий не встретил. Ночь выдалась удивительно теплой, домой идти не хотелось, и парень, глубоко задумавшись, блуждал по улицам, жуя на ходу хлеб с жареной колбасой. Наконец он решил вернуться. До флигелька было рукой подать, когда его окружила банда головорезов из восьми человек. Двое здоровенных парней с дубинками пошли прямо на него, по двое подступали с обоих боков, еще двое приближались сзади. Афанасий напрасно вглядывался в их лица, скрытые темнотой.
— Ну, здравствуй, что ли, Афоня! — вдруг раздался у него за спиной знакомый хрипловатый голос. — Не чаял небось уже встретиться со мной?
— Зря ты так думаешь, Касьяныч, — усмехнулся Афанасий, не оборачиваясь. — Разве в аду нам не вместе гореть?
— Ну, я покамест на тот свет не собираюсь, — отвечал ему разбойник. — А вот тебя мы как раз туда отправим…
— Как-то это не по-людски, Касьяныч, восемь на одного, — спокойно возразил парень. — Выходи и бейся честно, если знаешь, что такое честь.
— Ишь, заговорил по-благородному! — засмеялся тот. — Можно подумать, ты дворянин, а не я.
— Какой ты дворянин! — не смутился Афанасий. — Посмотри на себя! Ты уже вроде
— Ну и дурак же ты, Афоня! Вместо того чтобы на коленях просить меня о пощаде, изображаешь из себя храбреца. Иль помучиться хочешь? У вас ведь, у раскольников, это, кажется, поощряемо?
— Я в святые не мечу и драться с вами буду насмерть. — Афанасий говорил хладнокровно и не скрывал презрения.
— Скажи, зачем ты деревню мою спалил, умник? — раздраженно спросил Касьяныч, видя, что угрозы на парня не действуют. — Я ведь отдал тебе девку, хотя не поверил, что она твоя сестра.
— Отдать-то ты ее отдал, а ночью подослал ко мне своего товарища с ножом.
— Никого я к тебе не подсылал, — бросил тот. — Кремень сам за девкой пошел, по своей прихоти…
— И что я, по-твоему, должен был делать? Отдать ему сестру на поругание?
— Да зачем тебе понадобилось избу жечь? — стоял на своем разбойник.
— А это товарищ твой во время драки угодил ногой в топку. Валенок загорелся, а он, дурья башка, вместо того чтобы высунуть его в окошко да остудить, сунул ногу в солому… — Афанасий произносил эту издевательскую речь, не моргнув глазом.
Парни, внимательно слушавшие их перепалку, так и грохнули. Раскольник не замедлил этим воспользоваться. Он резко развернулся и со всего размаху дал Касьянычу кулаком под дых, так что тот, не издав ни звука, повалился на руки своему ошеломленному товарищу. Началась свалка. Все разом бросились на Афанасия, но больше мешали друг другу, чем били его. На узкой дорожке, ведущей к флигельку, образовалась живая куча. Афанасий пустился было наутек, но тут же остановился и повернул обратно.
Он надеялся, воспользовавшись темнотой и всеобщим замешательством, проскользнуть в свое жилище и захватить документы и деньги. Без них он не решился бы показаться в городе. Парень уже почти достиг крыльца, когда кто-то из головорезов схватил его за ногу. Он кубарем полетел наземь, но тут же вскочил и выбросил вперед руку с ножом. Первый же разбойник, кинувшийся к Афанасию, наткнулся на лезвие. Его крик эхом отразился во всех закоулках Гавани. Дальнейшие события развивались молниеносно. Шестеро парней разом набросились на Афанасия с дубинками. Страшные удары сыпались на парня со всех сторон. Он размахивал ножом, сумел задеть еще одного или двоих, прежде чем удар по голове повалил его на землю. Разбойники с минуту продолжали его избивать, потом раздался протяжный свист, говорящий о приближении полиции, и удаляющийся топот многих ног.
Какое-то время парень лежал с закрытыми глазами, прислушиваясь к собственному телу, которого совершенно не чувствовал. Не было боли, только смертное онемение. «Должно быть, они меня все же убили, — подумал Афанасий. — Вот и пожил, нечего сказать… Вся жизнь, как сон прошла…»
Когда он открыл глаза, или ему показалось, что он их открыл, парень увидел себя лежащим на узкой дорожке, возле деревянного домика с покосившейся крышей. «Что это за дом? Кто там живет? Почему никто не выбежал на крики?» В тот же миг одно из окошек дома слабо осветилось свечой и в нем показалось лицо безобразной старухи. Она шевелила губами, но взгляд ее был неподвижен. Вдруг старуха нахмурилась и что-то крикнула. Он не расслышал, что именно кричала эта ведьма, потому что почувствовал ужасную боль во всем теле. Потом наступило затмение.
В другой раз, придя в сознание, Афанасий обнаружил себя уже в доме старухи. Он лежал на полу, совсем голый, а ведьма натирала его тело вонючей мазью. Ей помогала здоровенная дебелая девка с опухшим лицом.
— Вот, Забава, полюбуйся, — обращалась старуха к девке, — все-то кости у него целёшеньки, только одно ребро сломано, да голова опухла. А били его нешуточно, какие молодцы, да какими дубинами!
«Стало быть, я все-таки жив!» — Афанасий больше не сомневался в реальности происходящего.