Потерявшая сердце
Шрифт:
— Сударыня, — сложив руки на груди, обратилась к ней Елена, — вы совершите великодушный поступок, одолжив мне платье. Я должна непременно увидеть вдовствующую императрицу, а в таком наряде, как у меня, это невозможно. Я верну вам платье, как только поговорю с императрицей…
Женщина смотрела на нее расширенными от ужаса глазами и продолжала дрожать. От страха она явно не поняла обращенных к ней слов. Тогда Елена, не видя другого выхода, взяла ее за руку и, продолжая успокаивать, повела в кусты, где они смогли переодеться. Женщина подчинилась покорно и в ответ на благодарности и обещания, которыми сыпала графиня, не вымолвила ни звука.
Не прошло и четверти часа, как Афанасий и Елена подплыли к Пиль-башне. В своих новых роскошных костюмах они беспрепятственно
— Как вы думаете, виконт, возможна ли революция у нас в России? — продолжал донимать де Гранси великий князь.
Они стояли на берегу Круглого озера. Здесь было тише, темнее, чем на главных аллеях и дорожках. Фейерверки, то и дело взметавшиеся над парком, призрачно освещали мужественный античный профиль Николая. Его серьезное вдумчивое лицо, царственная осанка навели виконта на мысль: «Вот кому пристало сидеть на русском троне! Да только третий сын в царской семье вряд ли когда-нибудь удостоится такого права…»
— Разве не было у вас Пугачева? — ответил он вопросом на вопрос.
— Это не то! — решительно отмахнулся Никоим. — Пугачев объявил себя царем и собрал под свои знамена отчасти обманутых им, отчасти недовольных, а в основном диких инородцев. А ваша революция свергла монархию как государственный строй, провозгласила республику и уравняла в правах все сословия, даже евреев!
Глаза великого князя гневно блестели, рот кривила нервная усмешка.
— Что ж, Ваше Высочество, — спокойно проговорил де Гранси, — такой исход событий неизбежен, если монарх относится к своим подданным, как к домашнему скоту…
— Что это значит? — насторожился Николай. — Объяснитесь!
— Наш король не хотел ни во что вникать и презирал свой народ, в то время как страна катилась в пропасть. Все сословия были недовольны правлением Людовика. Даже многие аристократы приветствовали революцию…
— Вы говорите так, будто являетесь одним из этих самых аристократов. Неужели вы смогли бы принять Республику? — допытывался Никоша.
Виконт ответил не сразу, выдержав долгую паузу:
— Если бы к власти пришли «умеренные», то есть жирондисты, среди которых было много моих друзей, возможно, я бы и принял Республику…
— И это говорите вы, человек, пытавшийся спасти королеву? — возмутился великий князь.
— Приди к власти «умеренные», не было бы якобинского кошмара и королева не умерла бы на эшафоте, — пояснил де Гранси. «И моя девочка была бы сейчас со мной», — грустно добавил он про себя.
— Тогда был бы жирондистский кошмар! — пылко возразил Николай. — Разве не с их согласия казнили короля?
— Людовика невозможно было спасти, Ваше Высочество. Его казни требовала вся Франция…
— Но ведь вы — офицер, вы присягали королю…
— И я не изменил своей присяге! — не менее страстно возразил Арман. — В отличие от многих, присягнувших впоследствии Конвенту.
— Однако в мыслях изменили, — поникнув головой, почти шепотом сказал великий князь.
Неизвестно, чем бы закончился этот жаркий спор, если бы на аллее, ведущей к Павильону Роз, в колеблющемся свете фонарей не показалась одинокая фигура человека без маски, в генеральской форме.
— Алекс? — встрепенувшись, воскликнул Николай.
— Никс? — запросто обратился к нему генерал. Приметив незнакомца, он тут же поправился, поклонился великому князю и чопорно произнес: — Ваше Высочество…
— Ты уже виделся с матушкой? — без церемоний спросил Никоша.
— Я только что с дороги…
— Извините, я вас не представил друг другу, — опомнился Никоша. — Виконт де Гранси, капитан английского фрегата. Александр фон Бенкендорф, генерал-майор, мой друг. — И тут же, с упреком сказал: — Алекс, маман ждала тебя еще на прошлой неделе, не находила себе места. Знаешь ведь, как она недолюбливает Ростопчина.
— Пожалуй, я его тоже недолюбливаю, — усмехнулся Бенкендорф.
— Напрасно, дружище, — покачал головой Николай. — У матушки с ним личные счеты, а между тем Ростопчин — герой и настоящий патриот.
Несмотря на разницу в двенадцать лет, они общались запросто, по-товарищески, словно были ровесниками. Арман де Гранси, почувствовав себя лишним в этой почти юношеской компании, поспешил откланяться.
— Мы с вами не доспорили, виконт, — напомнил Никоша.
— В другой раз непременно доспорим, — пообещал тот. — Мой фрегат отплывает только завтра вечером…
Распрощавшись с великим князем и его другом, де Гранси решил вернуться к Колоннаде Аполлона. В темноте он плохо ориентировался и вышел на незнакомую ему аллею, тускло освещенную редкими фонарями. Аллея была узкой и безлюдной, но пересекалась с другой, широкой и оживленной. Оттуда до виконта доносились веселые возбужденные голоса. Он хотел направиться туда, но вдруг увидел, как из-за деревьев вынырнули две тени и пошли ему навстречу. При свете фонаря он разглядел высокого мужчину в чалме и длинной восточной одежде. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы планы виконта мгновенно изменились. Несмотря на свой почтенный возраст, он ловко перепрыгнул через скамейку и, оказавшись в кустах жасмина, с замиранием сердца слушал приближающиеся шаги. Но ошибся бы тот, кто решил, что Арман де Гранси, переживший якобинскую мясорубку, капитан английского фрегата, легко дерзивший сильным мира сего, испугался встречи с незнакомцами в темной аллее. В данную минуту он опасался не за собственную жизнь. У него была весьма серьезная причина, чтобы избегать встреч с людьми, одетыми подобным образом.
Пока незнакомцы приближались к скамье, за которой он прятался, перед его внутренним взором молнией проносились события двухлетней давности. Душная ночь в окрестностях Бомбея. Отчаянный крик слуги-индуса, истекающего кровью: «Магараджу Симхена убили!» Не раздумывая ни секунды, виконт бросается к дому магараджи, который всегда оказывал ему теплый прием, преподносил ценные подарки. Поговаривали, что Симхен пылает ненавистью к англичанам и готовит против них мятеж, однако к де Гранси он питал самые искренние дружеские чувства. Уже издали виконт увидел, что дворец магараджи полыхает, крыша вот-вот обвалится, но никто и не думает тушить пожар. Пробежав через манговую рощу, подходившую вплотную к дому, виконт обнаружил, что во дворе кипит настоящая бойня. Слуги Симхена дрались с людьми в красных одеждах. То была разбойничья шайка Раджива, головореза, продавшегося английским властям. Де Гранси понял, что слухи о готовящемся мятеже дошли до англичан и, по всей видимости, имели под собой основания. Виконт понимал, что его одиночное вмешательство ничего не изменит и уже собирался покинуть место трагедии. Но тут из пылающего дворца выбежала женщина с ребенком на руках. Он узнал жену Симхена. За ней гнался разбойник. Схватив женщину за подол сари, он притянул ее к себе и ударил саблей плашмя по голове. Женщина отчаянно крикнула, пошатнулась и, крепко сжав в руках малютку, повалилась на спину.
В два прыжка виконт оказался рядом с разбойником, выхватил из ножен шпагу и, не дав тому опомниться, проколол ему сердце. Однако оказать помощь женщине с ребенком он не мог — на него набросились сразу двое разбойников. Де Гранси пришлось отступить к пылающему дворцу, отражая бесчисленные удары сабель, посыпавшиеся с двух сторон. Когда один из нападавших попытался обойти его сзади, виконт провел ловкий маневр и проколол противнику правый бок. Тот с воплем повалился наземь. Второй разбойник бросился в атаку, но встретил грудью шпагу виконта. В этот миг во двор вбежали матросы с фрегата де Гранси. Догадавшись, куда отправился их капитан, они немедленно бросились к нему на помощь. При виде английских моряков шайка Раджива испарилась. Только тогда Арман подошел к жене магараджи, лежавшей неподвижно, как мертвая. Ее маленькая дочка сидела рядом, заходясь в плаче, вцепившись ручонками в окровавленное сари матери. Женщина казалась бездыханной, но как только виконт наклонился к ней, она приподняла тяжелые веки и прошептала: «Спасите Майтрейи! Увезите ее из Индии»… Это были ее последние слова. Той же ночью восьмимесячная принцесса, дочь магараджи Симхена, оказалась в капитанской каюте английского фрегата, отплывавшего в Европу.