Потерявший веру
Шрифт:
— А вот и ты, — одобрительно воркует мужчина с сильным русским акцентом. — Саша говорил, что ты восхитительна, — он заходит в комнату, но не закрывает дверь, позволяя нам услышать всё, что происходит внутри.
Самоуверенный ублюдок не думает, что должен соблюдать осторожность.
— Жду не дождусь, когда съем тебя живьём, — он смотрит искоса, в тоне его голоса сквозит предупреждение, прежде чем мы слышим сильный шлепок руки по голой плоти, сопровождаемый ударом тела, когда оно падает.
Люк поворачивает голову и смотрит на меня с выражением необузданной жаждой
Его взгляд вспыхивает яростью, но он не двигается, и всё наше внимание возвращается к открытой двери.
— Тебе идёт красный, malishka. Теперь вставай и раскрась мой член этими пухлыми тёмно-красными губами.
Слышится слабое хныканье, сопровождаемое безошибочным звуком расстёгивания молнии.
— Е*ать, ты сосёшь член как самая идеальная маленькая шлюшка. Саша был прав. Бери его весь, kukolka. Заглатывай мой член полностью.
Пристальный взгляд Люка опять находит мой, пока мы слушаем влажные захлебывающиеся и другие развратные звуки, отзывающиеся эхом в воздухе, и я понимаю, что он думает о нашем недавнем столкновении. Я понимаю это по бело-синему пламени, который разгорается в его глазах, в то время как другой человек с полностью всаженным в глотку членом давиться вокруг него.
— Достаточно, — командует толстый русский. — Спиной на кровать, — движение сопровождается словами, — хорошая девочка, теперь стяни платье, покажи сиськи и раздвинь свои ноги так, чтобы я мог видеть твою хорошо оттраханную пи*ду, — несколькими секундами позже… удар. — НЕТ. Оставь туфли.
И тишина.
Тишина.
Тишина.
Тело Люка напрягается, когда он разворачивается, чтобы приблизиться к комнате.
— Я сказал, — слышим мы, прежде чем раздаётся другое хныканье, указывающее, что русский физически перемещает женщину, — иди в грёбанную кровать, или я отрежу эти маленькие титьки и отвезу их к себе домой для моих собак.
Люк ещё раз застывает.
— Трахни себя сам, — мягкие едва слышимые слова, но язвительный вкус, что следует за ними, рикошетит из комнаты как выстрел.
— Я не допущу твоего неповиновения, suka! Залезай. На. Чертову. Кровать. Или, как только я отымею тебя своим членом, следующим будет мой нож, что трахнет твою грязную пи*ду.
Движение. Медленное перемещение тела по простыням, затем стон удовлетворения, сопровождаемый ударом, ударом, ударом трахающего толстяка.
— Сейчас? — шепчу я Люку, хотя не знаю, почему беспокоюсь сдерживать тон моего голоса, когда извращенец в другой комнате всё равно не услышит меня из-за своих похожих на свиной визг стонов.
Он качает головой.
— Нет. Оставайся здесь. Я хочу посмотреть, кого он привёл с собой.
Я киваю с пониманием. Мудро проверить сначала наши тылы, но слушать, как кого-то зверски насилуют на расстоянии не больше, чем
Это то, как я устроен. Моя цель всегда состоит в спасении, лишь слегка заботясь о моей собственной безопасности, но обычно на моей стороне команда людей, чтобы сдерживать меня от преждевременного взимания долгов.
На этот раз у меня есть только Люк. Наши различия создают идеальный баланс.
Его безжалостная потребность в контроле противодействует моему врожденному желанию спасти тех, кто не может сделать это самостоятельно.
Люк стремительно перемещается в тени к передней двери, и я остаюсь один. Я закрываю глаза в бесполезной попытке отключить мои чувства, надеясь, что это поможет заблокировать звуки врезающегося толстяка в нежелающего партнера, вперемешку с несколькими ударами и проклятиями.
— Смотри на меня, suka. Смотри на меня, поскольку я трахаю твою пи*ду. А затем я трахну и твою задницу. Я собираюсь разорвать тебя пополам и заставить истекать для меня кровью.
«Жди Люка. Жди Люка».
Удар, удар, удар. Шум продолжается, темп увеличивается, и пружины кровати скрипят от его ещё более энергичной атаки. До тех пор, пока он громко и долго не стонет — его голос хриплый, когда ворчит что-то по-русски — и всё это резко обрывается заполненным болью рёвом:
— Ах ты ё*анная пи*да. Я убью т…
Влажный булькающий звук сопровождается глухим ударом. А затем тишина.
«Твою мать». Я знаю, что должен дождаться Люка.
Я спокойно поворачиваюсь и, не спуская глаз, смотрю на вход, ожидая его появления в любой момент.
Один, два, три, четыре… я заставляю себя подождать тридцать секунд, прежде чем поворачиваюсь лицом к открытой двери. Без каких-либо признаков Люка, я направляюсь к ней, мои шаги такие же тихие, как и комната передо мной.
Всё тихо — слишком тихо, пока я не слышу приглушенный звук кого-то двигающегося в спешке.
«Дерьмо. Что, если он уже убил её, или она жива и ожидает помощи?»
С такими мыслями в моей голове я медленно следую к свету, который льётся оттуда по темному полу. Всё ближе и ближе я подбираюсь к открытой двери — звуки движения изнутри так и не затихают. Рука поднимается — пистолет готов выстрелить, и я двигаюсь, прижавшись к стене с правой стороны от дверного проема, пока не желая выдавать своё местоположение. Маленькими бесшумными шагами, я проскальзываю до того места откуда могу рассмотреть лишь маленький угол внутри комнаты. Мне виден только один край односпальной кровати — простыни на ней удивительно чистые, и мои глаза продолжают осматривать голые стены и пол в поле моего зрения. Хотя я по-прежнему слышу движение, я всё ещё не могу никого разглядеть внутри.