Потому что (не) люблю
Шрифт:
Развестись?
И бросил в мусорную корзину. На хер! Ей надо, пусть она и разводится!
На исходе третьей недели, поступил вдруг звонок со скрытого номера.
— Если хочешь увидеть свою жену, — сказал искажённый программой голос, — ожидай послезавтра в девять вечера на пересечении улиц Советской и Интернациональной в Москве. В полицию не обращайся, иначе встреча не состоится.
Звонок оборвался, а я всё стоял с прижатым к уху телефоном и, даже понимая очевидную абсурдность ситуации и возможный для себя риск, знал абсолютно точно, что буду. Жаль только, что аж до послезавтра ждать придётся.
Тимур изгалделся, провожая меня в аэропорт будто на войну:
— Может, всё-таки трекер?
— Нет. Ни трекера, ни жучка, ни хренучка. Если это реально ГБшники, то они всю эту лажу на ходу считают. Разве нет?
— Да всё так, конечно, — озабоченно грыз губу Тимур. — Но могут же и не ГБшники оказаться.
— А могут и они. Не хочу рисковать.
— Наоборот, именно сейчас вы и рискуете.
— Ай, ладно тебе, — затянувшись в последний раз, выщелкнул я окурок в окно машины. — Чем рискую-то? Жопой своей? Кому она на хер нужна. Тогда, деньгами? Херня всё это, просто бумага… — Как ещё я мог объяснить ему ту тяжелейшую апатию, что грызла меня уже почти месяц? Деньги, осторожность… Пустые слова, если их не к чему приткнуть. — А вот если они передумают на счёт встречи — вот это будет реально хреново!
И вот я стоял в назначенный час, в назначенном месте, как и было велено: без прикрытия и каких-либо гарантий безопасности, но с огромной надеждой, что это не окажется чьей-нибудь тупой шуткой. Но ничего не происходило.
Я истоптал вдоль и поперёк весь перекрёсток, изучил все магазинные витрины, высчитал посекундно задержку срабатывания каждого светофора, успел и отчаяться, и уговорить себя подождать ещё — когда кто-то дёрнул меня за рукав:
— Вам просили передать…
Я машинально взял протянутую фотку, и завис, узнавая Маринку. Очнулся, кинулся вслед бабульки, передавшей фотографию:
— Погоди, мать, а кто просил-то?
— А вон, — указала она на грузопассажирский фургончик службы доставки в конце улицы. — Там.
Едва подошёл к фургону, как дверь-автомат поползла в сторону, приглашая войти. Я попытался разглядеть хоть что-то в тонированной темноте салона, но не удалось, поэтому просто выдохнул и шагнул внутрь. За мной тут же прыгнул ещё кто-то с улицы, заставляя продвинуться дальше по сиденью, и дверь захлопнулась. В салоне оказалось, не считая меня и водителя, ещё трое человек — все в балаклавах.
— Добрый вечер, Данила Александрович, — сказал тот, что сидел слева от меня. — Спасибо, что не доставили нам ненужной возни и не притащили за собой группу поддержки. Сейчас нам с вами придётся прокатиться, но сначала…
В его руке словно из ниоткуда появился шприц, и у меня мгновенно сработала реакция. Люди в чёрном не ожидали: выбитый шприц практически сразу оказался затоптан куда-то под сиденья, я отбивался сразу от двух «соседей», одного из них, того, что со шприцом, даже сумел приложить башкой об стойку, когда на лицо мне опустилось вдруг что-то влажное, с густым приторным запахом…
Пришёл в себя в незнакомом месте, похожем на больничную палату. За окном уже светло, как будто не исчезли невесть куда целый вечер и ночь. Голова трещит, во рту Саха?ра. Голый. Ну вернее, в одном нижнем.
Вскочил, заозирался в поисках своих шмоток, и в палату почти сразу вошла женщина в медицинской форме и парочка медбратьев внушительной наружности.
— Наденьте пока это, — положила она на прикроватную тумбу сложенную стопкой одежду. — Ваши личные вещи сданы на хранение.
— Слушайте, какого… — Довольно агрессивно начал я, но на встречу мне, предупредительно выставив перед собой ладонь, тут же выступил один из медбратков, и я сбавил обороты: — Что происходит? Где я?
— Вы одевайтесь, — спокойно улыбнулась женщина. — Вас уже ожидают.
Одежда, которую она принесла оказалась обычным докторским костюмом цвета морской волны — брюки и рубашка-поло. Пара новых носков, тапки-крокеры по размеру. И даже головной убор имелся. Его я просто сунул в карман, зато пока переодевался обнаружил у себя на сгибе локтя пластырь. Значит, всё-таки влили какую-то хрень. Сорвал его, ещё раз осмотрелся, заметил камеры: одна в углу над окном, другая над дверью. Глядя в одну из них, развёл руками, давая понять, что готов. И за мной тут же явились медбратки.
Прошли несколько довольно пустынных коридоров, спустились на лифте с пятого на второй этаж. Снова коридоры, на этот раз людей уже больше, в основном медперсонал. Впрочем, со стороны и я сейчас был вполне себе медперсоналом.
Здание, по которому мы шли явно не было новым, скорее советской постройки, но ремонт и оснащение впечатляли новизной и техничностью.
— Где мы? Москва, Подмосковье? — спросил я у одного из провожатых. Он не ответил, а я не стал переспрашивать. Рыпаться было уже бесполезно, оставалось лишь идти до конца.
Меня привели в светлую, пахнущую свежестью комнату без окон, но с большим зеркалом напротив пустого стола. Этакий киношный кабинет для разговорчиков со следователем. Или с психиатром, ага. Почему-то последнее ложилось на происходящее куда правдоподобнее. Наверное, больничная обстановка навевала.
Остался один. Просто сидел на стуле и, глядя на своё отражение в зеркале, ждал, что дальше. Был почти уверен, что с той стороны зеркала на меня тоже кто-нибудь смотрит.
— Как вы себя чувствуете? — неожиданно раздался мужской голос.
Я усмехнулся. Грёбанный триллер.
— Нормально. Если не считать сушняка и тяжёлой головы.
— Меня предупреждали, что вы прыткий, — мягкой хрипотцой рассмеялся голос, — но я и не думал, что это настолько серьёзно. Если бы вы просто дали сделать себе инъекцию снотворного, сопровождению не пришлось бы применять хлороформ для того, чтобы вас усмирить. А так, пришлось применить и то и другое, и последствия коктейля, как вы сами видите, не из приятных. Но это скоро пройдёт, я вам обещаю.