Потому что (не) люблю
Шрифт:
— Нужно померить давление.
— Да, конечно, — поспешно согласилась она, протягивая руку.
— Как себя чувствуете?
— Нормально…
— Но вы напряжены, — снова нарушая директивы заметил я и, внаглую положив ладонь на её судорожно сжатый кулак. — Расслабьтесь.
Она кивнула и по обыкновению отвернула от меня голову. И хорошо, потому что я, наверное, был похож сейчас на счастливого пацана-переростка, впервые прикоснувшегося к женщине. Аж в ушах шумело от распирающего чувства влюблённости… в собственную жену.
Маринкино давление тоже оказалось сильно завышенным. Этого не хватало!
— Сто шестьдесят на сто пятнадцать! — громко сообщил я, впервые надеясь, что мои визиты не просто записываются, но и мониторятся в режиме реального времени. — Вы правда нормально себя чувствуете?
Она, не поворачиваясь, кивнула. Я растерялся — и что дальше? Я же, вроде как, доктор? Но уже в следующий миг подоспела помощь — медсестра с чемоданчиком.
— Давление высокое, — идиотски сообщил я ей, и она кивнула. Но вместо того, чтобы дать лекарство, принялась брать у Маринки кровь из вены. А я… я просто направился к двери, как и предписывала инструкция. Но, выходя, задержался. — Всё будет хорошо, Марина Андреевна. Просто отдыхайте…
Каждый новый день был как один, но всё-таки неуловимо другой. Мы с Маринкой были чужими, но в тоже время словно связанными какими-то странными узами. Может, это было моё личное восприятие, но каждый раз оказываясь в одной комнате только вдвоём, мы словно замедлялись и постепенно растворялись… Друг в друге? Я не знал. Маринка то смущалась меня, то откровенно рычала и выказывала откровенное пренебрежение. Но иногда мне казалось, что она ко мне тянется… Но я не был уверен, что это не полёт моей бурной фантазии.
Минула неделя, бессонница стала моим обычным состоянием. Я не волновался ни о ЮгРегионСтали, ни о том, что там, на воле, все наверняка уже стоят на ушах, пытаясь меня отыскать. Я весь, каждую минуту времени, душою был в Маринкиной палате. И мысли, мысли, мысли…
Больше всего волновал вопрос — а что, если память так и не вернётся? Будет ли это та самая Маринка? Останусь ли тогда и я тем самым Данькой? Захочет ли новая Маринка видеть меня в своей новой жизни? И захочу ли этого я сам?
Ответов не было ни у меня, ни у Айболита. Он вообще не парился этой стороной вопроса, ему было важно лишь чтобы эксперимент дал значимые для его исследований результаты. И не принципиально в каком векторе будут развиваться события — в сторону восстановления или полного обнуления, для него и то и другое было интересно. Наука и ничего личного.
— Смотрю, у вас сегодня хмурое настроение? — спросил я как-то, вот уже пару дней с болью в сердце наблюдая, как Маринка, отвернувшись носом в стену, страдает хандрой. — Мне кажется, я вас понимаю. Вы вынуждены сидеть в четырёх стенах, и это тяжело, но постельный режим не продлится вечно, просто постарайтесь…
— Понимаете? — неожиданно повернулась она ко мне. — Да что вы можете понимать? У вас работа такая — заговаривать мне зубы. И спасибо, конечно, но я в этом не нуждаюсь!
— Ничего подобного, — спокойно поправил я дурацкие очки. — Я действительно очень хотел бы вам помочь. Вы просто скажите чем, и я сделаю всё от меня зависящее.
Она усмехнулась и снова отвернулась, но я уже увидел в её глазах слёзы. Сердце сжалось.
— Знаете, в вашем положении такое бывает. Чем ближе к родам, тем эмоциональнее вы будете становиться и…
— Доктор, у вас есть дети?
Я растерялся. Не был готов к такому вопросу, тем более от Маринки. И в тот момент я даже не вспомнил про грёбанные инструкции. Присел на край кровати.
— Есть. Сын.
И замер в ожидании ответа.
— Ммм… — после мучительной паузы протянула Маринка. — Значит, каждый раз после работы вы возвращаетесь домой, обнимаете его, он вас. Вы спрашиваете, как у него дела, он вам что-то рассказывает. Вы для него самый родной человек на свете, он вас любит и знает, что может на вас положиться, а вы…
— Он живёт с другой семьёй, — перебил я. — Я его не вижу, и он называет отцом другого мужчину.
Она чуть помедлила и развернулась ко мне.
— Так вы в разводе?
Я усмехнулся. Твою же мать, какой… горький разговор! Неправильный. Всё это должно было быть иначе.
— Нет.
Наверное, мой взгляд был слишком пристальным, слишком тоскующим, потому что Маринка стушевалась под ним, взволнованно потянула на себя покрывало… И я опомнился, встал с её кровати. Прошёлся по комнате, ожидая что теперь-то точно в любой момент заявится Айболит или ещё кто-нибудь из надзирателей, но они почему-то медлили.
— Я, кажется, поняла — вы и не были женаты, да?
— Нет, я женат.
— Но, тогда, как же…
— Банально. Я предал свою жену, и у меня родился сын на стороне.
— А-а-а… — И она растерянно отвела взгляд, но тут же посмотрела на меня снова. — Но вы об этом сожалеете, да? Я вижу, что вы переживаете.
— Я сожалею о том, что сделал ей больно, — глядя прямо ей в глаза признался я. — Очень сожалею. Я даже не могу найти слов, чтобы передать всю степень своего раскаяния… — закрыл глаза, выдохнул. — Но о том, что родился сын — нет. Об этом невозможно сожалеть, ребёнок не виноват в грехах родителей.
— А что об этом думает ваша жена?
Я снял дурацкие очки, потёр переносицу.
— Ничего. Она меня просто ненавидит.
— …Мне жаль. Правда, жаль. А как её зовут?
Я улыбнулся:
— Марина.
— Серьёзно? Как меня?
Чувствуя подступающий к горлу ком, кивнул:
— Как вас.
Повисла пауза. По классике жанра, именно в этот момент Маринка должна бы была шлёпнуть себя по лбу и воскликнуть «я вспомнила!»… Но ничего подобного не происходило. Вместо этого она вздохнула: