Потому что
Шрифт:
— Не знаю, — пожала плечами Делия. — Он окружил себя тайной. В конце концов у нас не осталось общих тем для разговоров.
— Господин Хайгерер…
Это прозвучало, как звонок будильника. Он обращался ко мне. Я хотел подняться, но ноги отчего-то стали ватными.
— Можете сидеть, — разрешила Штелльмайер.
— Над чем же вы так упорно тогда трудились? — спросил студент.
Я усмехнулся. Я чувствовал, как мои губы касаются век Делии. В таком состоянии мне было трудно открыть рот.
— Я вел дневник, — ответил я. — Иногда я писал для
— Но ведь ты пытался начать роман, — напомнила Делия.
Зачем она так?
— Ах, это…
Я громко рассмеялся. Теперь я испугался не на шутку. Ее парижские ресницы словно околдовали меня, а взгляд высасывал все соки. Я встряхнулся, прогоняя наваждение.
— Я действительно написал пару несвязанных фрагментов, так, в порядке эксперимента, — пояснил я, — но быстро покончил с сочинительством. Это было нечто вроде упражнения, разминки для пальцев…
Я говорил и говорил, сам себя не слушая. Наконец ресницы Делии отпустили меня. Похоже, я снова ей наскучил.
Раздался голос судьи:
— Еще есть вопросы?
Нависла пауза, и у меня появилась возможность перевести дыхание.
— Тогда мы отпускаем свидетельницу, — объявила Штелльмайер.
Краем глаза я видел, как Делия повернулась ко мне с поднятыми руками и победно сжала кулаки, выставив большие пальцы. Зацокали ее парижские шпильки, пробивая дырки в моем черепе, и вскоре все стихло. Дверь захлопнулась — еще одна между нами. Охранник, специализирующийся на надевании наручников, выполнил свою обязанность, и это удалось ему с первого раза.
25 глава
На четвертом письме с красными пятнами я осознал свое бессилие. Послание подстерегло меня исподтишка. Томас, мой несчастный защитник, вручил его мне, словно квитанцию, которую я должен был подписать, чтобы не нарушить порядка в его канцелярии. Томас выглядел таким несчастным, что я подмахнул бы ради него любую бумажку. Он проиграл этот процесс. Я выиграл его во имя высшей справедливости, о которой прокурор понятия не имел. До триумфа мне оставалось просидеть в зале суда всего несколько часов. А потом еще несколько дней в камере предварительного заключения.
— Это передал тебе охранник, — сказал Эрльт.
Увидев красные пятна, я немедленно смял письмо, однако успел заметить буквы «К. Л.», выведенные на конверте черными чернилами. Мой мозг словно прошибло током. Совпадение? Вероятно. Конечно, что же еще? Я сделал вид, будто успокоился. Расправив бумажку, убедился, что это инициалы отправителя. Под ними стояла приписка: «Ян, нам известно все».
Я вскочил, намереваясь выбежать из зала. Мне нужно было собраться с мыслями, чтобы не впасть в панику. Однако охранники снова толкнули меня в кресло.
— Уже началось, — произнес тот, который верил в появление снега в этом году.
Оказывается, он мог говорить.
«Мы знаем все», — бормотал я. Никто не реагировал, не ужасался. Прекрасный блеф! Отличная шутка! Кто-то издевался надо мной, и я не хотел
Слово предоставили экспертам. Первым делал доклад специалист по баллистике и огнестрельному оружию. Он смотрел на меня дружелюбно. Для него убийцы являлись прежде всего хорошими стрелками, а потом уже плохими людьми.
— В середину правого желудочка! — восхищенно воскликнул он. — Смерть наступила мгновенно.
Последнюю фразу он произнес таким уважительным и радостным тоном, словно смерть совершила какое-то большое благодеяние.
Насколько вероятно вращательное движение пистолета на момент выстрела?
— Не исключено, — ответил эксперт.
На стене появилась собственноручно начерченная им диаграмма с несколькими баллистическими кривыми, возле каждой из которых стояла цифра со знаком процента — ее вероятность.
Видимо, подобные расчеты являлись для него скорее хобби, чем профессиональной обязанностью. Может, он занимался ими, пока его жена косила траву на участке перед домом или выносила пустые пивные бутылки.
— Когда ты, наконец, начнешь убирать за собой посуду, Карл! — кричала она.
А он отвечал ей:
— Разве ты не видишь, что я работаю, Хильда!
Итак, пока она, проклиная его, гремела бутылками, он вычерчивал свои баллистические кривые. И теперь имел право на этот доклад хотя бы потому, что они стоили ему немалых усилий. Собственно, эксперта не слушали. После моего признания никто не верил в неудавшееся самоубийство.
— Но ведь тот, кто сделал прицельный выстрел со столь короткого расстояния, заведомо рассчитывал на смерть своей жертвы? — спросила судья.
— Разумеется, — кивнул эксперт.
Он повесил еще парочку таблиц с расчетами и диаграммами, не оставившими у присяжных сомнений в том, что они имеют дело не с какими-нибудь там «телесными повреждениями, повлекшими за собой смертельный исход», а с убийством.
Во время выступления профессора Бенедикта Райтхофера, представлявшего психиатрическую и психологическую экспертизу, я снова отвлекся от происходящего в зале. Вспомнил Алекс и наши вылазки в горы. Мы оба сбились с дороги. Она остановилась где-то на полпути и собственноручно положила конец своим блужданиям. Я же ползал теперь по дну пропасти, в которую свалился. Сейчас, когда туман над моей головой рассеялся, я увидел, в какую ловушку угодил. Дух мой сломлен, и руки связаны, однако я пока жив. Еще несколько дней — и я останусь здесь навсегда, без всякой надежды когда-либо выбраться. Мне хотелось попросить у нее прощения, почувствовать ее руку в моей. Мне было стыдно, что я оставил ее. Но для двоих моя камера слишком тесна.