Потопленная «Чайка»
Шрифт:
— Я тоже, — коротко сказал монах.
Мы снова вышли в главный зал. Выяснилось, что никто из присутствующих не мог быть обладателем найденного билета. Я спрятал клочок бумаги — первую ниточку из запутанного клубка — себе в портсигар. Эксперт стоял возле подсвечника с таким видом, какой бывает у ребенка, случайно выпустившего птичку из клетки. Я сразу понял, что его поиски оказались безуспешными, но на всякий случай спросил:
— Ничего не нашли?
— Здесь ясно отпечатались все пять пальцев преступника, но... рука была в резиновой перчатке.
Это сообщение подтвердило мысль, что мы имеем дело с опытными
Я попросил судебного врача осмотреть сестру Антису.
Мы продолжали с дотошной тщательностью изучать зал, ступеньки лестницы, ручки дверей, но ничего важного для следствия обнаружить не смогли. Только на ручке входной двери явственно оттиснулся след пальца, но и здесь предательская вязь отпечатков была упрятана в резиновую перчатку.
Преступник не может не оставить следов — это аксиома криминалистической науки. Но для того, чтобы эти следы обнаружить, надо долго искать, искать терпеливо и внимательно, — так учили меня мои наставники, когда я осваивал избранную мною специальность. И я нередко повторял эту заповедь своим помощникам. Сегодня я беспрестанно повторял ее про себя и снова и снова обследовал каждую пядь храма. Кажется, уже все было осмотрено. Но пока что безрезультатно. Не было никаких обнадеживающих признаков. Однако я продолжал верить и надеяться, что мы где-то близко от цели.
Верил, потому что вера и убежденность — основные помощники в следственном деле. Надо верить в победу, в то, что ни одно преступление не останется нераскрытым, ни один преступник — без наказания. И я верил. Хотя, если говорить честно, никаких реальных оснований для этого у меня не было.
Я нарочно отгонял мысли о трамвайном билете. Что он мог сказать следствию? Если даже его действительно обронили преступники, мало ли сегодня на рассвете ехало тем же трамваем рабочих и служащих, честных советских тружеников?..
Врач возился с монахиней, как мне показалось, излишне долго. Он рассматривал шею стонавшей Антисы внимательно, то со стороны затылка, то под подбородком. Он подозвал эксперта: они о чем-то посовещались и снова стали исследовать измученную Антису — теперь уже вдвоем.
— О чем говорят синяки на шее? — спросил я, подходя к ним.
— Резиновые перчатки и здесь путают картину. Но все же удалось набрести на одну интересную деталь.
«Интересная деталь», — два этих слова согревают душу каждого следователя.
— В чем дело? — Я не скрывал нетерпения.
— Один из преступников — левша. К тому же на правой руке у него не хватает среднего пальца, — объяснил эксперт и попросил Антису приподнять голову. — Взгляните, видите, левая часть шеи пострадала больше правой.
Таким образом, мы получили первые сведения о преступнике, с которым имели дело. Я повторил про себя: он — левша, а на правой руке у него не хватает среднего пальца.
Когда мы вернулись в свой отдел, было уже совсем светло. Я написал подробную докладную записку на имя начальника и оставил ее оперуполномоченному для передачи. Ровно в девять часов я снова вышел из здания и направился в трамвайное управление. Надо было выяснить, когда и в каком вагоне был продан найденный нами трамвайный билет.
В управлении я нашел своего старого знакомого, бывшего работника милиции. Узнав, в чем дело, он сразу же вышел из комнаты.
Мне пришлось прождать его около часа. Наконец он появился в сопровождении мужчины средних лет. На куртке у него висел широкий пояс с сумкой, полной денег и билетных рулончиков.
— Билет продан сегодня утром, на первом выезде. Маршрут трамвая проходит между вокзалом и площадью Свободы. Видно, преступники доехали до площади, а дальше пошли пешком... — выпалил мой знакомый. Он выглядел таким довольным, словно привел мне самого преступника, связанного по рукам и ногам. Я догадался, что передо мной был кондуктор того вагона, которым я интересовался.
— Видно, так, — подтвердил я к большому удовольствию моего добровольного помощника, не отводя в то же время глаз от кондуктора, который сидел неподвижно, с растерянным и недоумевающим видом. Он испуганно моргал глазами и вообще выглядел так, словно боялся произнести хотя бы одно слово.
— Товарищ знает о нашем деле? — спросил я.
— Нет, он ничего не знает. Я в управлении узнал, что за ним числится рулон с интересующим нас номером. Значит, этот товарищ, — он указал на кондуктора, — и продал тот самый билет. Я его снял с маршрута, вызвал сюда. Вы можете побеседовать здесь, — он встал, подмигнул мне и вышел из комнаты.
Кондуктор окончательно растерялся. Он, кажется, хотел что-то сказать, но, словно испугавшись своего голоса, замолк и лишь потер ладонью затылок и пылающие, как маков цвет, уши.
— Мы побеспокоили вас, так как наше дело не терпит отлагательства, — сказал я и успокоительно улыбнулся.
Кондуктор постарался улыбнуться в ответ.
— Что вы, что вы! Если только могу чем-ни6удь... приказывайте... — Он наконец решился прямо посмотреть на меня и, собравшись с духом, спросил: — А вы... откуда будете?