Потрошитель
Шрифт:
— Я ищу друга, — пробормотал я, и взгляд мой заметался из стороны в сторону. Я вдруг осознал, что не видел Вайолет, пока бегал туда-сюда по зданию. И теперь я искал глазами не только убийцу, но и невинную девушку, свою подругу. Я должен был убедиться, что она в безопасности.
— Полагаю, вы нашли его! — весело произнес Сэмюэль и преградил мне дорогу.
— Не вас, — отрезал я и только тут понял, как грубо это прозвучало. — Я имел в виду, что я ищу Вайолет.
— Ах, Вайолет! — Глаза его загорелись. — Конечно-конечно. Думаю, я видел ее где-то у бара… Пойдемте, провожу вас.
Мне было не до соблюдения
И кровью.
Внезапно небо расчистилось от туч, выглянула луна, и сквозь мутные от грязи окна пакгауза проник луч неяркого света. Мои глаза тут же выхватили какую-то бесформенную кучу на полу в дальнем углу помещения. Сначала я надеялся, что там лишь свалены остатки тканей и декораций, которые не пригодились для украшения зала перед вечеринкой. Но я ошибся. Ткань была яркого изумрудно-зеленого цвета.
Я похолодел. Мне стало ясно, кого я увижу, прежде чем я коснулся этой ткани.
Но когда я перевернул лежавшую передо мной фигуру, сдавленный крик вырвался из моего горла.
Это была Вайолет. Горло ее рассекала страшная рана, голубые немигающие глаза вопрошающе смотрели туда, где веселились и танцевали люди — всего в нескольких десятках метров от ее холодного безжизненного тела.
13
Я должен был унести Вайолет, пока убийца не вернулся, чтобы закончить свое грязное дело с расчленением. Я торопливо поднял тело и взвалил на плечи. С каждой минутой оно все больше холодело, и от каждого прикосновения к чужой коже дрожь пробирала меня насквозь. Вайолет была мертва. А ее убийца так и разгуливает где-то на свободе.
Словно безумный, я огляделся вокруг. Оркестр перешел на вальсы, и в главной части пакгауза кружились танцующие пары, мужчины и женщины прижимались друг к другу в полумраке. Все это было похоже на какой-то фарс, второй акт бездарной балаганной пьески во время ярмарочного гулянья. Вроде того шоу, на котором я работал в Новом Орлеане. Где-то здесь, в этой толчее среди остальных гостей, кружился со своей дамой в танце безжалостный убийца.
Я почувствовал, как клыки рвутся наружу, а в ногах появляется знакомый зуд, непреодолимое желание бежать или драться. Но я ничего не мог предпринять. Я застыл на месте как изваяние.
Капли крови Вайолет лучами растеклись по лифу платья, карандашная подводка тоже потекла, и казалось, из глаз ее бегут нарисованные слезы.
Я не чувствовал жалости. То, что я чувствовал, было глубже, сильнее и — примитивнее. Меня охватили первобытная ярость и гнев на того, кто сотворил это, — кем бы он ни был. И еще меня переполняло отчаяние. Неважно, вернусь ли я в Америку, или поеду путешествовать в Индию, или просто отправлюсь бродяжничать по свету куда глаза глядят, — весь этот ужас будет
Я перевел взгляд на обмякшее тело Вайолет и заставил себя покончить с мрачными мыслями. Вместо этого я задумался о той короткой жизни, что выпала на долю Вайолет. О широкой улыбке, озарившей ее лицо, когда она надела одно из этих шикарных платьев. О пролитых ею счастливых слезах в конце представления в «Гайэти», когда Вайолет поверила в то, что в мире еще существует добро. Мне будет не хватать ее. Она была решительной и страстной, а главное — полной жизни. А еще она была наивной глупышкой, доверчивой и ранимой. И она подарила свой кулон с вербеной сестре. Конечно, она считала его всего лишь талисманом «на удачу». Но все-таки, если бы вербена осталась у Вайолет, она бы не погибла.
Я поправил сбившиеся кудряшки Вайолет и положил руку на ее холодный гладкий лоб. Помолиться над ее телом по правилам было некому, и я снова обратился за помощью к Шекспиру.
«Спи спокойным сном под ангельское пенье!» [6] — эти слова Горация над телом умирающего друга снова и снова вертелись у меня в голове. Я помнил их гораздо лучше, чем проповеди или псалмы, которых наслушался, пока был человеком. Я наклонился и прижался губами к щеке Вайолет.
Внезапно тело ее содрогнулось, глаза широко открылись, изо рта пошла пена. Ваойлет резко поднялась и рванулась к моему запястью.
6
«Спи спокойным сном под ангельское пенье!» — цитата из 5 акта «Гамлета», где Горацио оплакивает умершего у него на руках Гамлета. Здесь — в переводе Б. Пастернака.
Я успел отдернуть руку, вскочил на ноги и укрылся в тени.
— Стефан! — позвала Вайолет тоненьким и ломким голосом. В нем не было ничего общего с ее прежним грубоватым ирландским говором. Не контролируя себя, она яростно расцарапывала собственное горло. Когда наконец она взглянула на свою окровавленную руку, глаза ее расширились от ужаса. — Стефан? — снова позвала Вайолет, окидывая все кругом цепким взглядом.
Я в изумлении смотрел на нее, не в силах пошевельнуться. Бессчетное количество раз я видел смерть. И я знал, что Вайолет точно была мертва. А теперь я видел, как она говорит и двигается. Это могло означать только одно: ее напоили вампирской кровью и только потом убили. И сейчас у нее происходила трансформация.
— Стефан? — произнесла она, хватая воздух перед собой. Ее зубы громко стучали, дыхание было шумным и хриплым, она то и дело облизывала губы, словно умирала от жажды. — Помоги мне! — позвала она сдавленным голосом.
Где-то там, в дальнем конце пакгауза, по-прежнему играл оркестр, и я различал каждую ноту, каждый звук этого веселья. Где-то там, вдалеке, люди находились в счастливом неведении о том, что происходило здесь, — об ужасном зрелище, разворачивавшемся у меня на глазах. Я крепко сжал зубы. Ради Вайолет я обязан был быть сильным, и я хотел этого как никогда, но шок все не проходил.