Потрошитель
Шрифт:
— Это я сочинила её когда-то и всегда теперь пою, когда чувствую надвигающуюся угрозу.
Сасори горько усмехнулся и чмокнул девушку в макушку.
— А у этой песни есть счастливый конец?
— Конечно, у любой истории есть конец, за которым следует новое начало.
Акасуна выпустил девушку из объятий и, улыбнувшись на прощание, покинул тайную комнату.
Нарико сползла с дивана, обмякшее тело забила мелкая дрожь. В её глазах вновь поселились холод и пустота. Поднявшись, она направилась к шкафчику и, рухнув на колени, отворила дверцу и запустила в него руку.
***
В больнице
Мадара искусно юркнул мимо патрульных, метнувшись к окровавленной лестничной площадке. Третий этаж ничуть не отличался от первого - тот же родной запах бессмысленных смертей, но Учихе было наплевать. Ни свежая кровь, ни чьи-то крики, ни полицейская сирена не могли привлечь его внимание. Он целенаправленно неестественным механическим движением в некоем забвении направлялся к палате брата, дверь которой была настежь раскрыта. Детектив на подкосившихся ногах вошел внутрь и издал отчаянный вопль, рухнув на колени и закрыв лицо руками.
Койка пустовала. Лишь одинокий ветер гулял из открытого окна по палате.
В безмолвном ужасе Учиха бил кулаком по скользкой отполированной плитке, пытаясь обвинить весь мир в собственных грехах. Теперь ему не было оправдания. С самого начала понимая, что все это фарс, он послушно играл под дудку Мастера.
Тихое горе нарушил уже давно звонивший, но только сейчас услышанный мобильник. Звонили из участка. Учиха отклонил звонок и вновь пустился проклинать всех: Мастера, Хидана, Орочимару, Какудзу, кого угодно, но не себя.
— Не стоит злиться на Финансиста и Змея, это я дал добро отключить от аппарата дядю Идзуну, — донесся знакомый и такой родной голос у двери.
Мадара застыл, стоя на коленях, чувствуя костяшками его твердость. Этот голос… Учиха готов был поклясться, что спятил, если услышал этот голос. Не поднимаясь с колен, он обернулся, но тут же подскочил, увидев пришедшего, и вытащил пистолет, направив его дуло на стоящего напротив Мастера.
— Что ты сказал, ублюдок? – не то прохрипел, не то прорычал детектив.
— Вы все прекрасно слышали, дядя Мадара, — пожав плечами, ответил Мастер.
— Какой я тебе нахрен дядя? – возмутился Учиха, издав нервный смешок.
Мастер игриво наклонил голову вбок и сделал несколько шагов вперед, на что Мадара отступил.
— Что есть правосудие? – спросил Мастер резко похолодевшим голосом, и вновь Мадара узнал в нем знакомые нотки.
— Суд? Власть? Деньги? Влияние? Правильный ответ – ничто! Ибо правосудия не существует!
Лицо Мадары приобрело алебастровый оттенок, руки, державшие пистолет, дрогнули. Он наклонился вниз, и из его груди вырвался истеричный смешок, а Мастер, приближаясь, продолжал:
— Правосудие – красиво завуалированное слово, просто сказка, точно такая же, как и история, где добро всегда побеждает зло. А что есть зло? – возмущенно и напыщенно фыркнул Мастер. — Можно подумать, зло рождается. Нет, не бывает никаких убийц от рождения, убийцами становятся. Помните наш разговор?
Мадара, отступая назад, натолкнулся на койку, холодный пот сочился по лицу, бездонные очи налились кровью.
— Кажется,
— Ты болен, — безжизненно прохрипел Мадара, осев на койку. Пистолет рухнул на пол. — Господи, какой я слепой идиот, я ничего не замечал.
— Как вы могли заметить? Ваше тщеславие застелило вам глаза. Но вы не бойтесь, из палаты Вы выйдете в иных обстоятельствах в отличие от бедного дяди Идзуны, — с сарказмом вздохнул Мастер.
Учиха взглянул в черно-красную маску с прорезью для рта, под которой царила циничная ухмылка изогнутых губ.
— Нет, этого не может быть. Ты не он. Ты ведь умер, я видел, как твое тело…
— Мертвые нынче спят весьма не спокойно, — колко подметил Мастер. — К тому же образ Мастера бессмертен!
Отвесив театральный поклон, Мастер медленно отступил к двери и в апофеоз финальной сцене провозгласил:
— Я часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо*.
Дверь закрылась подобно занавесу на сцене, последняя не то капля пота, не то слеза скатилась по бледной щеке, в ушах отдавался ритм сердца и молот судьи.
***
На экране монитора отображалось дело Дзимпачи Хидана, известного головореза, сбежавшего три года назад из тюрьмы города Осака. Парень за свои двадцать шесть лет имел феерический криминальный опыт, начавшийся еще с несовершеннолетнего возраста в мелких разбоях и заканчивавшийся серийными убийствами, которые совершались малоизвестной сектой, которую повязали два года назад. Но не всех её адептов удалось поймать, и вот один из них теперь находился у них за решеткой. Зайти в камеру, в которой содержался скованный наручниками и цепями (так как одни наручники не были помехой) нашумевший убийца, мало кто мог отважиться. Один смельчак хотел покичиться перед коллегами, устроив допрос с пристрастиями, но в итоге вышел со стенаниями и криками об откусанном пальце.
Итачи закрыл дело Хидана, в конце концов, этим теперь занимался Минато. Его же целью был Какудзу. Здесь тоже все оказалось куда проще. Какудзу смогли пробить по одному лишь имени, и теперь на экране Учиха мог лицезреть дело Карито Кадзуо, японца пятидесяти трех лет, криминальному опыту которого позавидовал бы даже сам Подражатель. Помимо того, что им поведал Якуши о делах на черном рынке и букмекерстве, выяснилось, что Кадзуо был еще и фальшивомонетчиком в далекой молодости, но все это - детские забавы по сравнению с тем, из-за чего было возбуждено последнее дело Финансиста.
Итачи переписал адрес психиатрической клиники, в которой содержался Финансист, и направился на выход, но его тут же перехватил Намикадзе.
— Ты должен это увидеть.
Итачи молча последовал за коллегой в криминалистическую лабораторию, что встретила резким запахом спирта и химикатов.
Прикрыв рукавом лицо, Учиха остановился возле криминалиста, которой держал полиэтиленовый пакет, что содержал в себе одежду Потрошителя, найденную на концерте Итачи.
— Дело в том, что мы провели анализ ДНК, содержащийся на одежде, и ДНК Хидана, — уклончиво начал эксперт.