Потрошитель
Шрифт:
— Обычно в своих первых образцах я сначала выкачивал кровь и лишь потом изымал органы. Они умирали безболезненно. Но для тебя я, так и быть, сделаю исключение.
Звук электропилы разрезал мрачную тишину. Нарико успела заметить лишь то, как Сасори натянул на лицо прозрачную каску и поднес к её телу движущиеся лезвие пилы.
Животный страх заставил тело рефлекторно пошевелиться перед угрозой. Зрачки расширились, отражая нависшее тело с пилой.
— Ну, так что, «Остановись мгновение, ты прекрасно»?
Прозрачная
Настоящая боль отдалась в груди, Нарико чувствовала ее каждой клеточкой, ощущала, как её кожа разделяется на две части, как сталь скользит по мясу, пробираясь к органам все глубже и выше.
В голове вертелось одно: «Мастер. Мастер придет и спасет меня».
Однако единственный тихий крик вырвался из приоткрытых губ, которые окрасились в благородный гранатовый, издав отчаянно-детское:
— Мамочка…
Пол залило кровавым озером, на котором каскадом струились девственно-чистые локоны.
Нарико умирала, почувствовав, наконец, что означает «жизнь».
***
Инструкция по урокам пластикации.
Прежде чем бальзамировать тело, сначала выкачайте из него кровь в специальный приготовленный баллон, чтобы не испортить рабочее место.
Алые брызги залили все вокруг, начиная от гранатового озера, заканчивая замысловатыми узорами на стенах.
Из грязного ведра кровавые разводы окрашивали белёсую ванну.
Аккуратно извлеките органы из трупа так, чтобы кровь не попала внутрь.
Вырезанное сердце шмякнулось в окровавленную кастрюлю, принесенную из кухни, к ней отправились еле поместившиеся легкие.
Зашейте тело. Очистите труп. Вытащите глаза. А после обработайте его специально приготовленной мазью.
Окровавленные перчатки отправились в угол. И спокойными ровными движениями аристократические пальцы делали стежок за стежком нитями телесного цвета.
Поместите тело в колбу с раствором и оставьте на 30 часов.
Желто-коричневатый раствор забрызгал стены, когда в колбу тяжелым камнем упало будущее произведение искусства, чье тело сверкало естественной свежей белизной на идеальном фарфоровом лице, не выражающем ни единой эмоции. Такие рождаются, чтобы на них творили искусство, создавали картины. Холст для кисти художника. Такие созданы….
***
Гул полицейских машин оглушил богом забытый район, в котором зеваки, пытаясь понять, что произошло, разгуливали рядом с оцепленной широкой трубой, которая вела вниз к канализации. Лишь один мужичок, алкаш-бомж, который хотел вздремнуть на привычном месте, сотрясался от сковавшего страха, продолжая под нос стонать:
– Там труп, девушка.
Итачи, шлепая
Возле розоволосой девушки кишели крысы, что за ночь успели поживиться неожиданной добычей. Её глаза, исполненные страха, смотрела в одну точку, на них капала сточная вода с потолка.
— Потрошитель, — заключил криминалист, снимая окровавленные перчатки. — Была убита где-то пятьдесят часов назад, может, больше.
Итачи лишь коротко кивнул и направился вверх по трубе, ведущей к яркому свету в конце. К нему подбежал офицер, докладывая, что Минато-сан отправился по вызову от негодующих соседей в обычном тихом спальном районе.
— Хорошо. Я сейчас подъеду. А Вы дайте приказ, чтобы по городу немедленно пустили портреты Инаеси Нарико.
— Так точно.
Учиха добрался до трехэтажного карточного домика, спрятанного среди таких же домов-близнецов быстро. У подъезда стояла всего одна полицейская машина. На подобные вызовы обычно не реагируют – соседи вечно чем-то недовольны: то им музыка громко гремит, то запах из квартиры не такой. Итачи стремглав добрался до второго этажа, у которого копошились полицейские и ворчливо кричащие соседки.
— Мы терпели этот жуткий запах! Так этот негодяй еще и потолок весь залил! Пусть платит за ремонт! Слышишь, ублюдок, открывай!
Соседка гневно ударила дверь ногой. Итачи попросил её успокоиться, отправившись к ней на первый этаж, чтобы оценить масштаб всего безобразия.
Учиха видел не раз, как затапливают соседей, но такое он увидел впервые. Весь потолок гостиной окрасился в коричневый, что приобретал черный оттенок. Он немедленно кинулся наверх, Минато же дал указание вызвать МЧС, чтобы взломали дверь.
Мучительные полчаса в ожидании увенчались успехом, дверь сняли с петель, горько-кислый смрад дуновением сквозняка обрушился на полицейских с соседями.
— Художник! – воскликнула одна из соседок бальзаковского возраста.
— Да нет, химик он! Я видела, как к нему какую-то колбу огромную привозили.
— Как его там зовут? Сато? Сакая? Или Таро?
— Ну, блондин такой.
— Да нет же, брюнет.
— А я говорю блондин.
Итачи переступил порог, прикрыв нос рукавом пиджака.
— Здесь есть кто-нибудь? Ответьте!
Но в квартире стояла мертвая тишина, лишь обрамленная мерзким зловонием. Учиха достал пистолет, знаком дав понять, чтобы полицейские не расслаблялись. Медленным кошачьим грациозным шагом он направился к комнате с закрытой дверью. Надавив на ручку, он чуть приоткрыл её, выглядывая из расселины. Краем глаза он заметил стул, на котором сидела женская фигура, точнее даже больше подростковая. Итачи открыл дверь настежь, бесшумно войдя в комнату, следом за ним шли еще два полицейских.