Потрясатель Тверди
Шрифт:
Старшего служку он застал за благородным занятием — поркой. Заметив Тумеса, будущий «синий» оставил в покое разрисованные тростью ягодицы наказываемого (тот тут же улизнул) и обернулся к туору.
— Не знал, что ты такой крутой! — сказал он. — Думаю, тебе больше пристало бы служить отважному Саннону, чем Быку.
— Я думаю, сила угодна Тору.
Скон уставился на недетское лицо туора.
— Сила угодна всем, — сказал он не спеша. — Но многие принимают за силу жестокость. Здесь, в нашем храме, жестокость не должна быть чрезмерной! — выговорил он явно услышанную фразу. —
— Меня не обидят — я не обижу! — сказал Биорк-Тумес.
— Тебя не обидят. Видели, каков ты. Дураков нет.
Туор по собственному опыту знал обратное, но промолчал.
— Все! — оборвал разговор Скон. — Быкам надо жрать. И тебе надо жрать. Набей брюхо и принимайся за работу. Живо, живо!
— Господин! Господин! — Босоногий бегун в оранжевой головной повязке догонял их, расталкивая прохожих.
Эак придержал урра, подождал, пока бегун проберется к нему.
— Начальник Саннон просит тебя вернуться! — задыхаясь прокричал бегун. Струйки пота текли по худому лицу.
— Что он еще сказал? — осведомился Эак.
— Сказал, что зовет тебя по интересующему тебя делу, господин. Больше ничего.
— Ты хочешь вернуться? — спросил Нил.
Аргенет задумался.
— Меня беспокоит светлорожденная, — сказал он. — Чем дальше, тем больше я опасаюсь этой страны.
— Думаю, светлейшая сама позаботится о себе, — сказал Нил. — Кто станет обижать женщину?
— Как знать. Полагаю, тебе нужно ехать в гостиницу. Я вернусь к Саннону один.
Эак чувствовал желание пообщаться с конгаем с глазу на глаз. Нил будет ему мешать.
— Мне это не нравится! — сказал гигант.
— Не бойся за меня, — заметил Эак. — Саннон силен в Ангмаре. И расположен ко мне. Ты видел: он не вступился за Тага. Саннон — воин. Я ему доверяю. Он обеспечит мою безопасность не хуже, чем это сделаешь ты.
— Сениор, — осторожно сказал Нил, заметив, что Эак начинает сердиться. — Я не стал бы слепо вверяться никому в этой стране. — Он погладил пятнистую шею урра.
— Ты считаешь меня юношей, впервые увидевшим кровь? — спросил Эак, с трудом сдерживая себя. — Ты думаешь, мой меч недостаточно остр для шей моих врагов?
— Воля твоя, сениор, — сказал Нил. — Поступай как знаешь. — И, не сказав больше ни слова, поехал в сторону гостиницы.
Эак, оскорбленный его поведением, обещал себе впредь поменьше обращаться за советами к слугам.
— У меня есть к тебе предложение, благородный Эак, — сказал Начальник Гавани, когда аргенет вновь оказался в его доме. — Но позволь сначала предложить тебе отобедать со мной.
На этот раз обед был подан не на террасе, а внутри дома, в высоком, на два этажа, пиршественном зале. Потолка не было — вероятно, крыша была раздвижной. Сквозь шелковую сетку синело безоблачное небо. Высокие стены были расписаны сценами из «Кимиона». Деревянные раскрашенные фигуры стояли по углам зала и рядом с большими окнами-арками. Посреди же зала находился небольшой помост, крытый алым бархатом. Полукругом, рядом с помостом, располагался пиршественный
После третьей перемены в зал вошли четверо актеров в живописных одеждах и столько же музыкантов. Актеры поднялись на помост и без энтузиазма принялись разыгрывать бытовые коротенькие сценки. Судя по уровню игры, это была импровизация. Две итарры, энона [24] и барабан сопровождали их движения.
— Тебе не нравятся актеры? — спросил Саннон, поймав брезгливый взгляд Эака, который тот бросил на сцену.
— Они двигаются как больные водянкой нонторы, — сказал аргенет. — И пыла в них столько же.
24
Энона — струнный инструмент.
— Да, они не слишком стараются, — сказал Саннон. — Обычно их зовут, чтобы соблюсти приличия. К чему стараться, если плата останется прежней.
— Пожалуй, я мог бы подарить им пару серебряных монет, — произнес Эак, глядя на трех мужчин и одну женщину. Закончив одну импровизацию, они еще не начали другой и просто толклись на помосте, пока музыканты наигрывали одни и те же пять тактов.
— Я видел ваших кукольников. Их куклы недурны, — сказал Эак. — И люди Конга музыкальны. Жаль, что у вас нет настоящего театра.
— Говорят, театр есть в Тинаанге. Но я пока не удостоился, — отозвался Саннон. — Скажу тебе, светлорожденный: искусство Конга умирает. Наши аэтоны стары, певцы поют одни и те же баллады. Это огорчительно для понимающего человека.
— Однако, я слышал, не так давно в твоем Ангмаре жил юноша, что мог бы потягаться с певцами Тианы, — заметил Эак.
— Вряд ли, светлейший. Уж я бы знал.
— Думаю, ты знал, — предположил Эак. Он не мог понять, действительно ли Саннон в неведении о пропавшем юноше или хочет скрыть это от него. — Его зовут Санти.
— Санти? — Начальник Гавани задумался. — Нет! — покачал он головой. — Это не конгайское имя.
— Он — сын Тилона, — честно сказал аргенет, — и он — тот, кого я ищу.
— Ой-май! — воскликнул Саннон. — Зеленоглазый Сантан! Ты удивил меня, светлорожденный! Тилон никогда не говорил, что сын его — поэт. И что, ты полагаешь, у него было будущее?
Эак кивнул.
— Трижды прискорбно! — проговорил конгай. Потом повернулся к актерам: — Эй, бездельники! Вы слышали о Санти?
Те переглянулись. Было заметно, что они испуганы.
— Не трусить! — велел Начальник Гавани. — Все знают, что Тилон был моим другом. А Тилон — его отец. Так говорит этот господин, и, значит, так оно и есть, потому что он — аргенет Империи. Стыдно мне, что я узнаю об этом от того, кто лишь два дня назад ступил на землю Конга. Ну, знаете песни Санти?
Актеры молчали.
— Так, — тихо сказал Саннон. — Или вы развяжете сумы своего красноречия, или вас будут сечь плетьми, пока кожа ваша не раскиснет, как земля в сезон дождей!
Актеры переглянулись.