Потрясатель Тверди
Шрифт:
— Нет, это не мое, — сказал он и вновь повернулся к чиновнику.
Подошедший Саннон коснулся плеча лекаря.
— Ты должен сделать все, что возможно, — сказал Начальник Гавани. — Я не хочу, чтоб болтали о том, что я не проявил милосердия в собственном доме!
Лекарь пожал плечами (ты — господин) и присел около тела борца. Достав маленькое круглое зеркальце, он поднес его к окровавленной щели в сплошной ране, которой стало лицо Торона. Серебряная поверхность осталась незамутненной. Взяв руку более толстую, чем бедро самого лекаря, старый конгай пощупал пульс.
— Мертв, — сказал он уверенно. И вновь занялся сановником.
Нил, расставив ноги, стоял над телом Торона. Лицо его ничего
Лекарь с любопытством посмотрел на воина. Нил положил ладонь левой руки на левую сторону груди борца и нанес еще три быстрых удара, не таких сильных, как первый, но достаточных, чтобы угомонить среднего мужчину. Какое-то время Нил держал обе руки на груди борца, потом переместился поближе к голове и погрузил пальцы в месиво, которое прежде было лицом. Лекарь оставил своего пациента и, присев на корточки рядом с воином, с крайним интересом наблюдал за его действиями.
Нил закончил свои манипуляции и вытер окровавленные пальцы о набедренную повязку борца. Положив ладони на ребра Торона, он с силой нажал.
Пузырящаяся пена выплеснулась изо рта борца. Еще толчок — еще один алый фонтанчик. После пятого раза в бронхах лежащего раздался хрип и судорога прошла по телу Торона. Трижды повторив ту же операцию, Нил отодвинулся от тела.
— Твоя очередь, — сказал он лекарю.
Тот с уважением посмотрел на воина.
— Слышал я, что врачеватели Тиниана делают подобное, — сказал он. — Но сам не видел никогда. Не сочтешь ли за труд показать мне…
— Прости, целитель. Это скрытое знание. И не врачевателей Тиниана, а воинов Севера. Клятва связывает меня.
— Понимаю, — согласился лекарь. — А что можешь ты поведать, не нарушив обета?
— То, что ты плохо ценишь настоящих бойцов, целитель. Этого парня мало треснуть головой о камни. Он живуч, как котоар, иначе давно бы уж развлекал своей глупостью Нижний Мир. Да, он никогда не будет дышать носом. Но он и так им не дышал. Челюсть сломана в двух местах, но этот череп прочней скорлупы ореха тикки. Корми его кашей, не давай болтать — и через три месяца он опять будет безобразничать с портовыми девками.
— Мудрость твоя покорила меня, — улыбнулся лекарь. — Прими мое уважение.
— И мое, Нил, сын Биорена, — сказал Начальник Гавани. — Не будь ты так вспыльчив, я уступил бы тебе свой чин.
— Я верен своему сениору.
— Скажу тебе, Саннон, — вмешался аргенет, — что прежде чем стать моим хранителем, Нил был Хранителем Границы Магра в Норне. Раздери меня магрут, если я понимаю, зачем он сделал то, что сделал!
Начальник Гавани удивленно взглянул на воина.
— Мессир, — сказал он, поклонившись, — я думал, ты простой ситтур.
— Думай так и сейчас, ошибки не будет! — сказал гигант. — А тебе, сениор, я отвечу: мой путь — твой путь. В Тангр. Прошу тебя, отважный Саннон, забыть то, что ты слышал. Ты и лекарь узнали то, что надо бы оставить в тайне! — Он укоризненно посмотрел на Эака. — Надеюсь, ты не откажешь мне. А лекаря и просить не нужно: тайна — его профессия.
Врачеватель кивнул.
— Настало время нам вернуться в гостиницу, — сказал Эак. — Благодарим тебя, отважный Саннон!
— Предлагаю вам переселиться в мой дом, — сказал Начальник Гавани. — Он не менее удобен, чем «Добрый приют», и более… безопасен.
— Благодарю тебя. Мы останемся в гостинице.
— Как угодно светлорожденному. Хранят вас боги.
— Хранят и тебя! — ответили Эак и Нил.
Жара,
Глядевший на конгаев со спины урра аргенет ни разу не заметил недоброго взгляда. Напротив, люди улыбались друг другу. И ему, чужаку, тоже улыбались. Даже хищные конгские урры, не упускавшие возможности ляскнуть зубами на наездника, кротко протискивались сквозь толпу там, где улица становилась тесной. Казалось, благодушие овладевало Ангмаром, когда лучи Таира переставали сжигать голые спины.
Как обычно, когда аргенет ехал вместе с Нилом, взгляды, сперва обращенные к непривычно одетому красавцу армэну, потом будто притягивались могучей фигурой Нила. Эак много раз замечал, что и его собственное внимание точно так же неизменно оказывалось сосредоточенным на собственном слуге. Привыкший полагать себя выше и значительней других, Эак не испытывал ревности. Как бы ни оценивали люди Нила, он, аргенет Старшей Ветви, наследник Правящих Короната, сам один из высших мощнейшей державы Асты, не сравним ни с кем, кроме родичей и коронноса. Более того, привыкнув относиться к слугам как к собственности, он даже испытывал определенное удовлетворение от того, что столь незаурядный человек, как Нил Биоркит, — его преданный слуга. Да, Нил привлек людей. «И этим мой урод похож на прекрасную Этайю», — вдруг подумал аргенет. И мысли его обратились к аргенете.
Сам великий короннос даровал Этайе титул светлорожденной Нетона. И никто из гордых аристократов не злословил. Чудесна была игра ее. Чудесна была и сама Этайа. Любой из светлорожденных с готовностью выполнил бы ее просьбу, любой ее каприз. Но у Этайи было так мало просьб. И совсем не было капризов. В Нетон она приехала из Тиниана и была столь непохожа на других женщин, что никто не рискнул бы сказать, что знает ее мысли. Тем не менее, когда прекрасная аргенета попросила у Эака позволения сопровождать его в странствии, тот не задумался ни на долю мгновения. Так лестно и радостно было ему услышать просьбу светлорожденной, что он совсем не подумал о том, как труден и опасен для женщины выбранный им путь. Лишь много позже, оставшись наедине с собой, вспомнил Эак, что путь в Тонгор не путешествие по Тианне. Но отогнал тревожные мысли.
Биорк проснулся, когда дневная жара начала спадать. Пройдет хора — и вечерние паломники потянутся в храм, чтобы принести бескровные дары Великому Быку. Комната, в которой он спал, была пуста. Зато служебный двор храма-монастыря был полон народа. Служки, «синие» служители, рабы (в Ангмаре их было немного, но они были). По вымощенному камнем подворью бродили оисы [23] , оставляя после себя кучки помета. Два старых нонтора вращали деревянный маховик над колодцем, и струйка воды непрерывно текла по узкому акведуку в священные водоемы слева и справа от Аллеи Паломников. Был на подворье и собственный водоем под двускатной тростниковой крышей. Омовение — вещь крайне необходимая в здешнем климате. «Слава» о Тумесе уже разнеслась по служебному двору, но туор надеялся, что его известность не выходит за пределы касты храмовых служек. Он ополоснулся в бассейне (двое голых мальчиков-служек, увидев Биорка, поспешно полезли из воды) и отправился искать Скона.
23
Оисы (кон.) — овцы.