Потрясатель Тверди

Мазин Александр Владимирович

— Ты, ублюдок хриссы! Говори, что вынюхивал? — зашипел чиновник.

— Нужно обождать, начальник! — сказал тот, что держал. — Сопляк еще не очухался.

— Не учи меня, сын фрокки! — огрызнулся чиновник и пнул Биорка ногой в пах. Лучше бы он этого не делал!

Пользуясь тем, что солдат все еще держал его на весу, туор уперся спиной в его кирасу и выбросил вперед ноги. Страшный удар раздробил лицевые кости чиновника. Перевернувшись через голову, туор оказался на плечах державшего его воина. Сдернув с солдата шлем, Биорк оглушил его ударом в затылок и спрыгнул

прежде, чем тот упал. Солдат справа ткнул мечом, но туор отвел удар ручным браслетом. Второй удар, слева, подсекающий колени… Туор подпрыгнул. Локоть его врезался в крепкий подбородок. Оттолкнувшись от головы мечника, он вскарабкался на террасу второго этажа, промчался на другую сторону дома, спрыгнул, мягко ударившись ногами о землю, и канул в темноте.

Эак проснулся от шума на террасе. Верней, от едва слышного шелеста, производимого рукой, осторожно отодвигающей листья. Эак нащупал меч, лежавший справа от ложа. Но едва он начал приподниматься, как широкая ладонь накрыла ему лицо. Запястье правой руки будто попало в стальной капкан.

— Ч-ш-ш! — Широкое лицо Нила белело над ним в полутьме.

Совершенно бесшумно гигант прокрался к выходу на террасу. Между серебристыми листьями горшечных растений двигалась маленькая фигурка. Биорк. Эак отложил меч и потянулся к светильнику, но туор отрицательно покачал головой и показал на каморку Нила.

Хиссун проснулся, приподнял острую мордочку, но, узнав хозяев, спрятал нос под пушистым хвостом. Тусклый свет масляной лампы отбрасывал длинные тени. Нил протянул отцу чашку с холодным кайфи и горсть сушеных плодов и спрятал в шкаф кожаный пояс с коротким мечом — суортом, снятый Биорком.

Туор ел и рассказывал.

— Я должен уйти, — сказал он в завершение. Нил и Эак согласились с ним. Мастеру скрадывания нетрудно сбить со следа охотников. Но столь же легко догадаться, кто убил чиновника. А уж тогда любой ангмарский хиссун живо опознает убийцу.

— Тебе надо изменить внешность! — сказал Нил.

Биорк потрогал бороду.

— Шестьдесят иров никто не видел моего подбородка, — пробормотал он.

— Подходящий случай показать свое настоящее лицо! — ухмыльнулся Нил, доставая бритву. — Как бы оно нас не разочаровало.

— С тех пор как тебя поцеловала корабельная мачта, ты, сынок, можешь потягаться красотой с кем угодно, даже с морранской уранфроккой [20] , — парировал туор.

— Тор любит мужественные лица! — примирительно произнес Эак.

20

Уранфрокка — гигантская лягушка.

— Хочешь, сениор, я сломаю твой благородный нос? — спросил великан, отстригая очередной рыжий клок. — Пусть Тор полюбит и тебя!

— Потрясатель Тверди может обидеться! — отказался Эак. — Клянусь шевелюрой Маат, туор, у тебя — Подбородок! Скажи, где ты намерен укрыться?

— Ты удивляешь меня, светлорожденный! Там, где меня не найдут.

— Я имел в виду: ты останешься

в Ангмаре?

— Да. Ты закончил, сын?

— Почти. Немного гиима. Удачно, что эти конгские парни так любят мазать физиономии. Все, отец. Теперь ты — очаровательный ангмарский мальчуган. Никто не признает в тебе туора — если будет стоять к тебе спиной.

Биорк взглянул в карманное зеркальце.

— Пойдет! — Он расшнуровал ремни браслета, отделил от каркаса внутреннее лезвие и вынул шипы.

— Когда ты уходишь? — спросил аргенет.

— Сейчас.

— И оставляешь оружие?

— Я возьму нож и «язык змеи».

— Сколько тебе дать денег?

— Нисколько.

— Что же ты будешь есть? — изумился Эак. — Хтон знает, сколько мы здесь проторчим!

— Украсть безопаснее, чем купить! — пояснил за отца Нил.

— Да хранят вас ваши боги! — произнес туор.

Маленький, тонкокостный, в коричневой набедренной повязке и конгской безрукавке-распашонке, туор и впрямь походил на ангмарского мальчика.

— Храни себя! — отозвался Нил.

И туор ушел так же бесшумно, как и появился. Нил задернул паутинную кисею и отправился спать. Эак последовал примеру Нила, но этой ночью сон его был беспокоен. Да и утро не принесло облегчения аргенету. Гнев ворочался у него в горле, как сгусток фламманетона. Власть над судьбой ускользала от него, и не на кого было выплеснуть сжигавшее его пламя.

Они завтракали втроем, в отгороженной занавесом нише. Изысканная пища и ласковое тепло, исходившее от Этайи, немного облегчили муки аргенета. Если б Эак мог, он попросил бы женщину сыграть для него. Но аргенету не подобало просить. А светлорожденная не предлагала. Тростниковый занавес отделял их от зала, и лицо Этайи было открыто. Если ночные события и взволновали ее, то это никак не отразилось на облике светлорожденной.

— Ты все еще хочешь отыскать юношу? — спросила она Эака.

— И найду, — угрюмо пообещал аргенет.

Он поковырял вилкой плавающие в соусе кусочки мяса и отхлебнул светлого вина. Эак не заметил, как обменялись взглядами его спутники.

— Пошли бегуна к Саннону, сениор, — посоветовал Нил. — Только сначала успокой свое сердце.

— Хочешь, я сыграю тебе? — предложила Этайа.

— Хочу, — голос аргенета сразу потеплел.

За занавесом послышались шаги, и женщина поспешно закрыла лицо.

— Господин? — Сильный низкий голос принадлежал явно не гостиничному служке.

Занавес разошелся, и в нишу шагнул молодой офицер, тот, с кем они вчера завтракали у начальника Гавани.

— Приветствие! — произнес он, коснувшись шлема.

— Привет тебе, Конон! — добродушно отозвался Нил. Эак и светлорожденная промолчали. — Здоровы ли твой скот, дети, жена? — Если ритуальная формула пастухов Морраны и была известна мечнику, он этого не показал. Может быть, предпочел счесть сказанное шуткой, а не насмешкой. Удивительно, но именно воинам, храбрым воителям, внушал Нил наибольшее почтение.

— Благодарю, мессир. Я не женат. — И, Эаку: — Отважный Саннон прислал меня к тебе, светлейший. Не соблаговолишь ли посетить его?