Потрясение грани

Артюхов Олег

Вопреки моим опасениям, Елена лишь подравняла мою шевелюру, тщательно расчесала волосы и собрала их сзади в хвост. Потом она подстригла мне бороду и усы, придав им приличный вид. Во всяком случае, сам себе я понравился.

Поблагодарив Елену, я сделал вид, что хочу приложиться к прелестной ладошке, а сам коварно подхватил её на руки и быстро закружил на месте. Она заверещала, вцепившись в мои плечи.

Закончив дурачиться, мы направились к веранде и увидели обоих дедов, видимо, давно наблюдающих за нами. Я поправил рубашку и, смущённо покашливая, подсел к ним на скамейку. Дед Пахом

широко улыбался и одобрительно хмыкал, а Семён задумчиво смотрел, положив руки на чёрный суковатый посох.

– Пошли погутарим, есть разговор.

Зайдя в дом, мы расселись за длинным столом, и Елена разлила по чашкам чай. Помешивая горячий ароматный напиток, я вопросительно взглянул на деда Семёна. Он, не спеша, прихлебнул, причмокнул, кашлянул и хрипло заговорил:

– Вполне очевидно, что изменившаяся действительность суть дело наших рук. К худу это или к добру, время покажет. Одно знаю точно, нам нужно найти своё место в этом мире. Но прежде выслушаем рассказ Антона о том, что случилось по ту сторону Грани. Это позволит сопоставить события и найти причинные связи.

Дед замолчал, и в горнице повисла тишина, нарушаемая позвякиванием моей ложки. Я крутил чай и не знал с чего начать. Обшаривая память, я старался соединить события в какую-нибудь последовательность, и, без преувеличения, мне было бы проще записать на слух партитуру какой-нибудь симфонии. Слишком многое произошло за два года там и за несколько секунд здесь. Что я мог рассказать о своих чувствах, мыслях и переживаниях?

Подняв голову, я увидел три пары глаз, наполненных тревогой, заботой и безграничным доверием. Протянув руку к полке, я взял фотоаппарат. Ну, что же слушайте и смотрите…

…Я закончил говорить, когда за окном появился полумесяц луны, и высыпали ранние звёзды. Никто так и не догадался зажечь свет.

Прижав руки к лицу, Лена тихонько плакала. Дед Пахом мотался по горнице, взмахивая руками и изредка притопывая ногой. А дед Семён сидел, уставившись в пол, и лишь побелевшие костяшки пальцев, стиснувшие посох, говорили о сильнейшем волнении. Я замолчал, и минут пять после этого в доме стояла тишина, изредка прерываемая ленкиными всхлипами.

– Добро, – поднялся дед Семён, машинально взял с полки и зажёг оплывший огарок свечи, потом передумал и щёлкнул выключателем, – теперь кое-что прояснилось.

– Ни хрена не прояснилось, – проворчал дед Пахом, садясь за стол и отворачиваясь в сторону.

– Уймись, старый, – строго проговорил дед Семён.

– Дык, я об том… об том, как… нам теперича относиться к Антону. Антошка, не прими за обиду. Жалею тебя, как сына. Однако выходит, ты… мой пращур… Дык, и с энтими посвящениями… того… вроде, как бы ты вознёсся… вроде, как бы теперича ты «ваше благородие»…

Я хотел разозлиться, но, присмотревшись к полным добра и печали глазам старика, проглотил грубый ответ и, тщательно подбирая слова, сказал:

– Дедушка Пахом, прости. Был бы ты помоложе, да поглупее, я бы тебе по шее накостылял. Ты чего это тут наговорил? Какое я тебе «благородие»? Да, я продрался через чёрте какие испытания, трижды умер. Кстати, во многом благодаря кое-кому из здесь присутствующих. Но разве это что-то меняет? Общение с Великими Творцами сродни коматозным иллюзиям. Да, и было ли оно, или это предсмертные галлюцинации? Если бы я, действительно, прошёл пятое посвящение, то, как вы знаете, мог бы творить, из ничего делая что-то, и мог бы преображать материю.

Я встал, огляделся и взял торчащую из чашки чайную ложку.

– Вот, например, обыкновенная ложка. Если бы я был Творцом, то усилием воли мог бы сделать её, предположим, золотой. А я не могу. Смотрите, кладу её между ладоней, представляю, желаю, и, вот, пожа…

На моей ладони лежала чайная ложка из тяжёлого жёлтого металла. Сразу ослабевшие ноги отказались держать, и я опустился на стул, вперив взгляд на лежащую на ладони вещицу, и замер в ступоре, машинально смахнув обильный пот со лба. Потом внутри внезапно опустевшей головы загудел набат, а между грудью и горлом задёргался тугой комок.

Я медленно поднял глаза на своих спутников, пытаясь в их лицах найти ответ на застрявшие в глотке вопросы: «Что со мной сделали? И кто же теперь я такой?». Мечущийся внутри комок вдруг сжался и лопнул. Меня буквально подбросил взрыв чувств и эмоций, перемешавшихся с обидой, неизбежностью и неумолимостью судьбы. Золотая ложка глухо брякнулась на пол. Я вскочил и рванул на груди рубаху.

– Прекратите! – раздался звонкий голос Елены.

Она подошла сбоку, посадила меня на стул и прижала мою бедную голову к груди, словно накрыв тёплым покровом. Странно, но я моментально успокоился и почувствовал прилив сил. Медленно встав, я прижал её руки к губам, поклонился старикам и в полной тишине направился к выходу. Я не держал на них обиды, а лишь проклинал судьбу, которая, похоже, сделала из меня монстра.

Подойдя к машине, я остановился. Разум подсказывал, что глупо ехать в неизвестность среди ночи. Но я страстно желал разорвать порочный круг событий, из которого не видел выхода и хотел бежать, куда глаза глядят. Однако, немного постояв, я остыл и вернулся к дому. Сидя на завалинке, я вытер о штаны вспотевшие руки и привалился к тёплым брёвнам.

Не знаю, сколько прошло времени, но отчаяние исчезло. Вернулась способность чувствовать и соображать. Я вдохнул наполненный цветочным ароматом воздух, вслушался в бесконечную мелодию сверчков, и меня потихоньку окутало очарование ранней летней ночи. В сарае зашебуршились куры, пару раз лениво взбрехнула соседская собака. С дальнего конца села послышалась гармошка и нестройные голоса поющих. По дороге протарахтел мотоцикл, а чуть позже за околицей раздались звуки музыки и смех молодёжи.

Только сейчас я до конца осознал, что мёртвая деревня превратилась в богатое и оживлённое село. Накатила сладкая жуть оттого, что именно я стал причиной невероятных и судьбоносных перемен на Земле. И тут же грудь сжала тревога от понимания хрупкости и уязвимости тонкой канвы истории.

Дуриком оказавшись в невообразимо далёком прошлом, я вдруг оказался в фокусе событий. Опираясь на своё личное понимание добра и зла, упрямство и здравый смысл, я, как мог, выпутался из сложнейших проблем, и вот, пожалуйста, человечество имеет иную историю. Я передёрнул плечами от мысли, что было бы, если бы я сделал что-то иначе, или чего-то не сделал.