Потусторонним вход воспрещён
Шрифт:
– Мяв, – пискнул кот и посмотрел на меня. В апельсиновых глазах перса плескалось недоумение.
– Мяв, – машинально повторила я, проводя ладонью по полу.
На пальцах остались пятна. Боясь спугнуть внезапную догадку, я отпихнула кружащегося возле ног Ваську и метнулась в детскую, мазнула испачканными пальцами по стене там, где висели рамки с фотографиями. Растерла ребром ладони. Пепельный след лег на обои неровным слоем, слился с серыми разводами на них.
Я подобрала истлевшее кукольное тело, потерла, окрашивая
Пыль… От пропавших рамок, куклы и зверька.
– Но это ж бред! – выдохнула я в который раз.
– Мяв, – подтвердил Васька, зашедший в спальню. В зубах он нес забытый на кухне ключ.
– И при чем тут он? – спросила я, хотя уже догадывалась. Странные зверьки сидели в клетках в лаборатории НИИ ГИИС. Ключ немного погодя я нашла на скамейке возле нее же.
«А Василиса?»
В груди шевельнулась тревога, но я прогнала ее – пусть не мешает думать. И ответила сама себе:
– Сейчас поедем и узнаем, что им известно про Василису.
Самокат не подключили к сети на ночь, и он разрядился. До лаборатории предстояло добираться пешком. Я сунула в карман телефон, ключи от квартиры, найденный ключик и потуже затянула шнурки толстовки, чтобы ветер не прокрался внутрь и не застудил до костей. Подумав, взяла с полки длинный шарф, обмотала вокруг шеи. Глянула на себя в зеркало – один нос и видно. И еще очки. Волосы я собрала в пучок на затылке, скрепив их Василискиной детской резинкой – на удачу.
– Не знаю, куда ты подевалась, но я обязательно тебя найду, – сказала я отражению и приободренно расправила плечи.
Впрочем, уверенности моей хватило ненадолго…
Примерно час спустя я стояла в переулке возле двери с синей табличкой.
Пока шла, спина взмокла под теплой толстовкой. Теперь же ее морозил холод, пробравшийся за пазуху. Здешний ветер умел проникать даже в самые труднодоступные места.
Я топталась возле входа уже минут пятнадцать. Выжидала, вытягивалась на цыпочках, пытаясь заглянуть в глухо занавешенные окна. Прохаживалась туда-сюда, норовя взять не наскоком, так измором. И продолжала время от времени трезвонить, вдавливая кнопку звонка до упора.
За стенами разносился пронзительный звон, слышный даже с улицы. Но никто не выходил. В конце концов стало ясно: нужен другой план. Я зябко поежилась, растирая ладони, и оглянулась.
На заднем дворе храма ковырялась маленькая женщина в ватнике, сгребала граблями прошлогоднюю пожухлую траву. И земля, и пуховик были черные, оттого я не сразу ее заметила.
– Простите.
Женщина обернулась в поисках позвавшего. Я помахала рукой:
– Простите, вы не подскажете, что тут за организация?
Прихожанка глянула на дверь флигеля, недоуменно пожала
– Так года два уже никого. Пустой стоит.
– Как пустой?
– Да вот так. Некому за домом ухаживать. Уже и разваливаться начал. Крыша прохудилась, в стенах трещины. Батюшка наш просил: говорит, отдайте на нужды храма, починим. Нет – и все.
Я обернулась на здание. Конечно, назвать симпатичным двухэтажное длинное строение язык бы не повернулся. Но не руины же тут, как описала незнакомка. Окна целы. Стены вроде бы в порядке. А самое главное – не могла я вчера привезти сюда заказ, если внутри никого нет.
– А для чего ищете? – неожиданно спросила прихожанка.
– Сестра у меня пропала, – нехотя призналась я.
Женщина задумалась. Отставила грабли к покосившемуся сарайчику, кивнула мне:
– Пойдем.
Я нерешительно качнулась навстречу.
– Пойдем, не обижу. Тут калитка.
Она отодвинула неприметную щеколду, пропустила меня во двор. Я проследовала за ней в узкую дверь с обратной стороны храма. В темноте, густо пахнущей свечным огаром и ладаном, незнакомка толкнула еще одну дверь, и мы очутились внутри сумрачного гулкого зала.
Женщина стянула куртку, повесила ее на крючок, а меня взяла под руку. Я бросила на нее короткий любопытный взгляд: под ватником у прихожанки оказалось простое темное платье. Она подвела меня к стене, где висела в золоченой раме большая, покрытая лаком икона. На круглом столе перед ней светились зажженные свечи – некоторые совсем оплавленные, некоторые едва начавшие таять.
Женщина легонько коснулась моего плеча, и я обернулась.
– Возьми. – Она протянула мне тонкую желтую свечу. Я послушно взяла.
– Это Николай Угодник. Возвращает пропавших в дом. Надо вот так. – Прихожанка сложила руки в молитве. – Николай Чудотворец, бесконечной милостью верни назад без вести пропавшую…
– Василису, – подсказала я.
– Василису.
Она зажгла свечу, поставила на свободное место рядом с другими. Я повторила то же самое.
Поможет ли молитва? Не знаю. Пусть…
В шелесте чужих шагов поблизости, в полумраке, в тяжелом запахе свечей и их неравномерном спокойном мерцании скрывалась завораживающая теплота. Как будто большая невесомая рука спустилась сверху, погладила плечи, провела по волосам.
Женщина стояла рядом, сложив ладони и опустив голову. Мне казалось, я слышу ее мягкое дыхание.
Может, рассказать ей про сажу на диване и куклу, про исчезнувшие семейные фотографии и зверька, стащившего непонятный ключ?
– Вы каждый день работаете во дворе? – уточнила я.
– Да.
– И вы никого не видели там?
Она отрицательно покачала головой.
– И мою сестру? Девочку маленькую.
Снова отрицание.
– Спасибо вам, – оборачиваясь, шепнула я. – Мне все равно стало немного легче.