Поведай нам, тьма
Шрифт:
Анжела взяла его за руку.
— Куда пойдем?
— Спустимся к озеру?
— Конечно, — согласилась она, и они пошли. — Мне будет уютнее, если мы не потеряем из виду остальных. Ох и натерпелась я страху, когда собирали валежник для костра.
— И я тоже, — признался Говард. — Но парень этот скорее всего исчез навсегда. Готов поручиться, что Лана права. Вероятно, он греется сейчас где-нибудь у костра.
— В своей меховой вещице.
Говард рассмеялся. Но грудь неприятно сдавило и по телу пробежала дрожь.
—
— Хотелось бы надеяться. Как я довольна, что ты купил мне эту куртку.
— Ты не мерзнешь?
— Во всяком случае, сверху. У меня такое ощущение, словно мои тренировочные брюки не преграда для ветра.
— А ты не хочешь надеть что-нибудь еще?
— Нет. Тогда, видимо, будет слишком жарко там, у костра. Мы идем к нашему камню?
— К нашему камню. Именно о нем я и подумал.
Они ступили на гранитную плиту и сделали несколько мелких шажков по ее скату, прежде чем Говард одернул Анжелу.
— Постой, а то свалимся в воду.
— Да, ничего хуже и представить себе невозможно.
— Удовольствия мало.
Она отпустила его руку и прислонилась к нему. Затем Говард почувствовал, как ее рука нежно легла ему на спину и обвилась вокруг поясницы. И он обнял ее за плечо.
— Как здесь прекрасно, — тихо промолвила она.
— Разве? — Ночное небо было усеяно звездами. По нему проплывало несколько клочковатых облачков, белеющих в свете полной луны. На поверхности воды блестела серебряная дорожка. Гранитные глыбы на другом берегу озера словно кто-то обмакнул в молоко.
«На самом деле — красиво», — подумал Говард. Но затем в глаза бросились черные пятна на дальнем склоне, и он вдруг поймал себя на том, что высматривает одинокую человеческую фигуру.
Медленно поворачивая голову, Говард обвел взглядом долину в поисках костра.
Единственный костер был у них за спиной.
Удивительно, как отчетливо можно было разглядеть сидевших вокруг него: Лану, Кита, Глена и Дорис. Каждая деталь ярко освещена и как на ладони. «Удобные мишени», — мелькнуло у него в голове.
— Я не ночевала в палатке с самого детства, — нарушила молчание Анжела. — И не помню, чтобы было так хорошо.
— Где это было?
— А, понятия не имею. Где-то вот в таких же горах. Мне было всего четыре года.
— Это очень юный возраст, так что удивительно, как ты вообще хоть что-то смогла запомнить.
— Все как в тумане. Но тогда еще была жива моя мама. Какую-то часть пути она несла меня на себе. Это последнее, что я о ней помню, — она несет меня на спине, а вокруг горы, горы. Кроме этого помню лишь то, как была напугана и хотела поскорее домой, в безопасность.
— Нетрудно представить, что дикая природа кажется ребенку в таком возрасте ужасно необычной и пугающей.
— Да.
«Надо ли спрашивать, что случилось с ее матерью?» — терялся в догадках Говард.
— Твоя мать умерла? — спросил он.
Анжела кивнула:
— Думаю, это случилось спустя несколько дней после нашего возвращения из того похода в горы. Она вышла за блоком сигарет и попала под машину.
— Мне очень жаль.
— Спасибо. Мне тоже. Хуже всего, что это произошло, когда я была еще слишком маленькой, и я ее едва помню. А как бы мне хотелось узнать ее поближе.
— Это ужасно.
— Ничего не попишешь.
К горлу Говарда подступил комок.
Анжела легонько похлопала его по бедру.
— Во всяком случае, это была моя единственная встреча с дикой природой до нынешнего момента. Если бы я знала, что это может быть так…
— С бегающими вокруг психами…
— Да, но психи встречаются повсюду. Мне так они попадаются всю жизнь. — Она произнесла последнюю фразу так, словно это было простое наблюдение. Говард не уловил страха или жалости к себе в ее голосе.
— Ты имеешь в виду таких, как Скеррит?
— Скеррит, да. Но он не единственный, и не самый худший. — Она повернулась к нему. Месяц припудрил ее лицо, по которому скользнула кривая улыбка. — Не иначе, я их притягиваю.
— Тогда, пожалуй, и я сумасшедший. Потому что меня к тебе тянет.
Анжела прильнула к нему и, когда он обнял ее, запрокинула назад голову и закрыла глаза. Говард нежно прикоснулся ртом к ее губам. Таким мягким, теплым и открытым. Когда она сильнее прижалась к нему, он почувствовал нажим маленьких упругих грудей и ощутил, как вздымается и опускается ее грудная клетка при дыхании. Горячее дыхание обожгло ему рот.
Анжела дрожала. Дрожал и Говард.
— Замерзла? — прошептал он ей в губы.
— Немножко. А ты?
— Да, — тихо ответил он, прекрасно зная, что холод был не единственной причиной дрожи. — Не пора ли вернуться к костру?
В ответ она крепко стиснула его в объятиях и впилась в губы. В этом порыве было что-то, напоминавшее отчаяние.
«Боже мой, — думал он. — Это невероятно. Почему она себя так ведет?»
Почему выбрала меня? Не такой уж я особенный.
Пожалуй, считает меня таким.
Уверен, позволит мне сделать все, что ни пожелаю. Ночью, когда все уснут…
Она доверяет мне. Вот в чем дело. И я не могу этим воспользоваться. Не смогу сделать ничего такого, что заставило бы ее усомниться во мне. Если всю жизнь она натыкается на сумасшедших…
Что, черт побери, она хотела этим сказать?
Что значит. «Скеррит не самый худший»?
Анжела ослабила объятия, медленно отняла губы и повернула голову к лагерю.
— Как ты думаешь, они нас видят? — прошептала она.