Повелитель аномалий
Шрифт:
– Хрен вам! – зашипел Поляков. – Достану сундучок, тогда уйду.
Он вышел на улицу, постоял немного в тени. Солнце припекало. Сухой жаркий ветер доносил запах гари.
– «Сундук существует. В этом можно не сомневаться, – подумал Ник. – Если Гарсиласо свихнулся, то он мог закопать его в пустыне, или кому-нибудь продать. Бланшар решил что старик убивал людей. Но какого чёрта?»
Ник покачал головой. Посмотрел на ресторан.
– Слишком много вопросов! – проговорил он. – Кто оставил брегет среди бутылок? И кому потребовалось
Сразу же появились сомнения. Возможно француз сам свихнулся. Придумал всю эту историю и в панике бросился в штрек.
– Единственное место, которое не успел проверить Бланшар – церковь, – Ник повернул голову, посмотрел на часовню. – Он нашёл приходскую книгу, но здание не осмотрел.
Католическая церковь стояла особняком. Штукатурка осыпалась, оголилась кирпичная кладка. Черепица на крыше частично сползла и лежала на земле присыпанная рыжим песком.
Ник медленно поплёлся к часовне. От гостиницы шагов сто, но из-за раны, каждый шаг давался с трудом.
– Переживу, – процедил Ник. – Бывало и похуже.
Он остановился перед высокой деревянной дверью. Посмотрел на висевший снаружи колокол. Посиневшая бронза, свисающая с языка пеньковая верёвка. Должно быть с помощью колокола священник призывал паству на службу.
Ник протянул руку, помедлив, ухватился за верёвку и дёрнул. Над городом разнёсся гулкий мелодичный перезвон.
– Больше никакой мистики, – улыбнулся Поляков. – Я в мистику не верю.
Он задрал голову, прислушиваясь к угасающему звону, посмотрел на балку с колоколом. Последнее, что он увидел – пыль и куски штукатурки, которые посыпались вниз.
Ник чувствовал боль, но не мог кричать. Он видел вокруг сгущающуюся тьму, но не мог закрыть глаза. Тьма шипела, клубилась, бурлила, а старый индеец в соломенной шляпе стоял рядом и читал заклинания.
– Свет разгоняет тьму! – приговаривал он. – Уходи прочь!
И тогда тьма отступала, отползала, словно живое существо. Но через какое-то время грязной волной накатывала снова, и всё повторялось.
– Я не могу тебя больше защищать, – произнёс индеец. – У каждого свой бог. Обратись к своему. Он ещё ждёт.
Поляков вздрогнул, очнулся. Голова гудела от боли, во рту ощущался привкус железа. Он застонал и приподнялся на локте. Солнце зашло, небо багровело тёмным закатом. За домами выли койоты.
Сколько же я тут провалялся? – поднимаясь на ноги, прошептал он. – Ох, и здорово же меня двинуло...
В глазах двоилось. Встряхнув головой, Ник шагнул к двери, опёрся на неё спиной. Прохладный ветер пронзительно свистел в кустарнике. Среди камней пела одинокая цикада.
– «Если там ничего не найду, сегодня же отсюда уберусь, – подумал Ник. – И плевал я на Байрона и на его бабки»...
Поляков оттолкнулся от двери, повернулся лицом. Сердце защемило от тоски, ему вдруг стало нестерпимо одиноко. Снова захотелось всё бросить и сбежать.
Он потянул за медную ручку. Дверь скрипнула, но не открылась.
И тогда Поляков навалился на дверь плечом. Стиснув зубы, он давил до тех пор, пока не услышал треск. Дверь просела, повисла на одной петле, а затем и вовсе завалилась набок.
Он снял её с петли и отставил в сторону, немного подождал, включил карманный фонарик и вошёл внутрь.
Лавки для прихожан сдвинуты к стене, на полу стёкла от разбитого витража. Ник огляделся. Покосился на разбросанные повсюду листовки.
– Подумать только! – усмехнулся он. – Реклама.
На стене большое католическое распятие. Деревянный алтарь украшенный резьбой и позолотой. На столике, перед алтарём, потир для причащения.
– «Гарсиласо Родригес считал себя грешником, – подумал Ник. – По словам Бланшара, он выпустил зло. И чтобы уничтожить зло, мог принести сундучок Ортеги в церковь. Верно?»
Поляков направил луч фонаря на алтарь, подошёл ближе. Теперь он не сомневался, что истина к постижению которой так стремился Бланшар, станет доступна и ему. Свет выхватил подсвечник, стеклянную лампадку и потёртый деревянный ящичек. Он стоял на полу, у самого алтаря.
Им овладело странное чувство. Главный приз – забытый всеми сундук кровавого энкомендеро, теперь принадлежал только ему. Ни Байрону и даже не таинственному клиенту.
Ник наклонился, поднял сундучок и, потрясая им, рассмеялся.
– Проклятый ящик, – прошептал он. – Что ты в себе прячешь?
Потёртое исцарапанное дерево, грубый индейский орнамент, полоски кожи вместо петель на крышке.
Ник поставил его на столик. Разглядывая замер. Что-то мешало ему сделать последний шаг – неуловимое, пульсирующее, не осознаваемое. Вспомнился сын, домик у реки, обрывки прошлого.
Он медленно протянул руку и поднял крышку.
– Надо же, – протянул Ник. – Жертвенный нож.
Он услышал за спиной шелест, почувствовал, как неведомая сила тихо шуршит песком. Всё в мире застыло от ужаса. Перестала петь цикада, умолкли койоты, даже затих ветер. Ник услышал как неистово стучит его сердце, как рвётся из ноздрей судорожное дыхание. Страх нахлынул волной, овладел душой.
– «Тот станет их добычей, кто не успеет оглянуться», – вспомнил он слова Хорхе. – Я не успел.
Ник повернулся. Глаза расширились, изо рта вырвался сдавленный возглас. Он увидел «тьму», о которой говорил француз, ощутил скрытое в ней зло.
– Что же ты такое!? – исступлённо закричал Поляков. – Что ты такое?
Он выхватил пистолет и надавил на спусковой крючок. «Тьма» поглотила звук, свет от вспышек, втянула пороховой дым. Ник опустошил обойму, загнал в ПМ второй магазин и снова начал стрелять. Он не слышал выстрелов, только ощущал отдачу. Когда отскочила последняя гильза, он растерянно посмотрел на пистолет, швырнул его на пол и в бессилии закрыл глаза.