Повелитель блох
Шрифт:
– Маловэ-э-это, лучше бы десяткэ-э-э два-три… Ладно, пусть будет сэ-э-эмэ-э-эро, но все с арбалэ-э-этами. Про амулеты… про амулеты тоже пока не упоминэ-э-эй. Говоря про нападэ-э-эние, упирай на то, что оно ничем нэ-э-э было спровоцировано. Всэ-э-э понял?
Шнырок старательно закивал и уточнил деловито:
– Трепетать?
– Трепещи, но в мэ-э-эру.
Бес затрепетал.
– Годится, – одобрил Пенделль. – Теперь вэ-э-эт что, – он открыл один из ящиков стола, порылся в нем, раздраженно, со стуком, задвинул. Еще более раздраженно оглядел кабинет. Наконец, взгляд его остановился на пресс-папье. Пенделль взял его, прикинул вес, удовлетворенно кивнул. Встал и подошел к Шнырку, держа пресс-папье в правой руке, левой взялся за небольшой рог на голове беса, повертел
Шнырок дернулся, но взвизгнуть не посмел. Пенделль сделал шаг назад и небрежно бросил пресс-папье снова на стол. Потом осмотрел перекосившуюся физиономию беса.
– Прекрэ-э-эсно! Даже кожу ссадил – кроме шишки еще и крови нэ-э-эмного есть. Это ты получил прэ-э-эдательский удар в спину…
– Спина с другой стороны, – боязливо напомнил Шнырок.
– Да? Ну ладнэ-э-э. Тэ-э-эгда это будет просто прэ-э-эдательский удар, который ты получил, пытаясь собственной грудью защитить непосрэ-э-эдственного начальника, старшего черта Шкелэ-э-эта. Э-э… на арбалэ-э-этную рану это похоже?
Шнырок не удивился такому вопросу, он знал, что в оружии, его шеф разбирается слабо и вряд ли представляет себе, как вообще выглядит арбалет.
– Никак нет, – бес позволил себе слегка коснуться здоровенной, на глазах набухающей шишки. – Это больше всего похоже на последствия удара хорошей дубинкой.
– Тэ-э-эгда, пусть у них, кроме арбалетов, будут ещэ-э-э и дубинки, – принял решение Пенделль. – На вэ-э-эпросы Ноизаила отвечай, но аккуратнэ-э-э. Если чтэ-э-э, хватайся за шишку и стони.
– Сознание потерять можно? В случае чего?
Прежде чем ответить, старший демон подумал.
– Можно, но только в крайнэ-э-эм случае, – наконец разрешил он. – Вообщэ-э-э-то, должно хватить жалобных стонов и судорожных подэ-э-эргиваний хвостом. Будь проще и убэ-э-эдительнее, не перэ-э-эбарщивай.
Пенделль снова осмотрел жертву коварных аборигенов, и остался доволен. Он коротко кивнул бесу, приказывая следовать за собой и двинулся к выходу. Шнырок послушно потрусил следом, проверяя шишку, которая уже переставала умещаться на лбу.
– Что?! – взревел Ноизаил. Поскольку находиться в кабинете в образе огромного пса было довольно неудобно, Повелитель Блох вернулся к обыденному, так сказать, облику дьявола. – Что ты сказал! – он стукнул кулаком по столу так, что чучело летучей мыши на стене закачалось и сложило крылья. – Повтори!
Шнырок, без всякого напряжения, очень натурально затрепетал.
– И всяческие оскорбления, – повторил он дрожащим голоском. – Старшего черта Шкелета, беса Дымка и меня оскорбили действием, – он слегка коснулся огромной шишки, – а вас, Повелителя Блох, словесно. – Попятился, от вскочившего из-за стола дьявола, но мужественно продолжил: – Обзывали разными нехорошими словами, всячески унижали и угрожали.
Пенделль, топтавшийся у дверей (Ноизаил принципиально никогда не предлагал посетителям присесть, даже стульев в своих кабинетах никогда не держал), испуганно замер. Это был уже явный перебор, ничего такого, про оскорбления и угрозы самому Повелителю Блох в сценарии не было. Однако… однако ход вполне разумный. Теперь Ноизаил взбешен настолько, что наверняка не станет поручать Пенделлю разобраться своими силами. А вполне мог сказать что-нибудь вроде: «Ты вербовочный пункт потерял, ты его и возвращай». Нет, теперь он захочет лично руководить усмирением мятежного мира! Молодец Шнырок, умен, бес! И вообще, надо отдать ему должное, блестяще держится, а ведь впервые дьяволу докладывает. Когда эта заваруха с Лагосинтером закончится, надо будет, по результатам, оформить ему документы и подать на повышение в звании, на старшего беса. И подыскать работенку на должности младшего черта, чтобы перспектива была… С кадрами надо работать, это давно известно. Дельные сотрудники сами собой, из ниоткуда, не появляются, их надо выращивать. А Шнырок очень даже стоит заботы – сообразителен, инициативен, деловит… зарывается иногда, не без этого, но исключительно от старательности и от молодого, глупого нахальства.
Ноизаил тем временем притомился топать ногами и орать, плюхнулся обратно в кресло и рыкнул повелительно:
– Всех заместителей ко мне! Я этих туземцев… живыми брать! Я лично с ними разговаривать буду!
Часть третья
Командир взвода товарищ Демон
Местифуфель бил чечетку. В своем крохотном кабинете-чуланчике, за тщательно запертой дверью, чтобы никто не увидел и не донес. Взыскание, если начальство узнает, скорее всего не наложат, проступок мелкий, но в личном деле пометочку могут сделать – склонен к необоснованному расходу энергии. В «Ад Инкорпорейтед» не поощрялось, когда сотрудники тратили время и силы на что-либо, не идущее непосредственно на пользу компании, а умение танцевать никогда не входило в утвержденный список необходимых навыков для торговых агентов. И совершенно правильно, поскольку от умения дрыгать ногами в такт музыкальному сопровождению, никакой, выражающейся в валютном эквиваленте, пользы быть не может.
Местифуфель, относящийся к инструкциям со всем подобающим трепетом и уважением, наверное, никогда и не узнал бы о существовании чечетки, если бы не нелепая случайность. Будучи по делам в одном из множества миров, входивших в сферу интересов «Ад Инкорпорейтед», он вынужден был сопровождать грешника, которого он в тот момент обрабатывал, на концерт. Мероприятие показалось ему очень длинным и очень скучным. Демон с недоумением поглядывал на своего подопечного, который с явным удовольствием внимал унылому завыванию артистов, выходящих на большую сцену то по одному, то парами, то по трое-четверо. А несколько раз, они вываливали целой толпой, человек по двести, благо площадка позволяла им всем уместиться и голосили так, что приходилось зажимать уши. Было, правда, несколько номеров, которые слегка разогнали скуку – вышел скрипач, весь в черном, сыграл пьесу, очень нервную и злую, и, едва опустив смычок, не дожидаясь аплодисментов, не поклонившись, быстро повернулся, так что фалды фрака затрепетали в воздухе, и стремительно ушел, оставив зал в растерянности. Местифуфелю понравилось. Была еще женщина-гимнастка, которая завязывалась в такие немыслимые узлы, что вызывала просто научный интерес, а кроме того, демон, вместе с остальными зрителями, искренне порадовался, когда с балерины, во время прыжка слетела плохо закрепленная юбка. Но в целом, этот концерт был серьезным испытанием.
В антракте, сумев без очереди добыть бутылку пива в буфете, демон попробовал уговорить своего грешника, потихоньку смыться, поскольку слишком много культуры тоже вредно для здоровья. Тот уставился на него круглыми глазами:
– Ты что?! Во втором отделении Наливайко будет танцевать!
Заранее исполненный отвращения к неведомому Наливайко, Местифуфель вернулся в зал. Тем более, не смягчил его чувствительный удал локтем в бок, которым сосед-грешник дал понять, что появившийся на сцене невысокий рыжий паренек в широкополой шляпе, и есть тот самый «гвоздь программы». Судя по овации, которой разразился зал, все остальные зрители с соседом были согласны. Зазвучала быстрая ритмичная музыка и снова раздались дружные аплодисменты. Паренек коротко ухмыльнулся, тут же снова стал серьезным, легко взмахнул тросточкой и неожиданно выдал такую дробь ногами, что Местифуфель ахнул и замер. Он был покорен с первого движения, чечетка оказалась именно тем искусством, которое нашло моментальный и полный отклик в его артистической душе.
Демон понял, что не будет счастлив, пока не научится бить чечетку. Разумеется, службу из-за этого он не забросил, продолжал относиться к ней со всем подобающем рвением, но в редкие свободные минуты, запирался на ключ от чужих глаз и упоенно стучал копытами. Время шло, но как Местифуфель ни старался, ничего близкого к тем коленцам, которые выкидывал тогда на сцене рыжий паренек, не получалось. В конце концов, он пришел к резонному выводу, что самостоятельность хороша, но без учителя в этом деле толка не будет, взял положенный ему очередной двухнедельный отпуск и стал искать Наливайко. У кого же учиться, как не у него?