Повелитель бурь
Шрифт:
Артур Вениаминович еще немного полежал, пережидая дурноту и слабость. Если бы не это чудовищное похмелье, он давно выбрался бы из палатки и осмотрелся на местности. Тогда, по крайней мере, прояснилось бы хоть что-то, а так… Среди роившихся в его голове полубредовых идей неожиданной жемчужиной блеснула, например, такая: развеселый Максим Юрьевич, находясь под воздействием алкоголя, решил слегка пошутить и уложил своего гостя спать в палатке, которую для смеха разбил в хорошо освещенном лампами дневного света помещении с кондиционированным воздухом. Дескать, пускай гость, проснувшись, поломает себе голову, а потом вместе посмеемся над его испугом…
Версия была заманчивая, хоть и глупая. Вот только воздух,
Он снова осмотрелся, упрямо пытаясь отыскать разгадку в предметах окружающей обстановки. Да нет, на розыгрыш не похоже — во всяком случае, на пьяный розыгрыш. На дюралевом каркасе палатки было понавешено множество всякой всячины, начиная от незнакомой брезентовой куртки и кончая масляной лампой наподобие шахтерской. Был тут и мощный электрический фонарь, и потертый офицерский планшет на длинном ремне, и даже устрашающего вида охотничий нож с роговой рукояткой, наполовину засунутый в лежавшие на легком складном столике меховые ножны. Словом, привычная походная обстановка была здесь воссоздана до мелочей, и Артур Вениаминович очень сомневался, что кто-то, пребывая в подпитии, пошел бы на такие хлопоты ради одной лишь глупой шутки.
Так что же это, черт подери, было?!
Его бесцельно блуждавший взгляд вдруг наткнулся на заляпанные дощатые ящики, похожие на те, в которых перевозят боеприпасы. «Не кантовать! Не бросать! Хрупкие приборы!» — криком кричали надписи. Ящиков было два, и они показались Артуру Вениаминовичу подозрительно знакомыми. Он окончательно проморгался и понял, что смотрит на свое собственное имущество, которое романтически настроенный телерепортер окрестил «генератором туч». Поверх ящиков лежал потрепанный дорожный чемодан, также принадлежавший Артуру Вениаминовичу и содержавший в себе, помимо его личных вещей и туалетных принадлежностей, драгоценные монтажные схемы, чертежи и спецификации установки.
Забыв о своем странном, трудно объяснимом с точки зрения медицины похмелье, Ляшенко кое-как выдрался из пуховых объятий импортного спальника и на четвереньках подбежал к чемодану. Папка с бумагами лежала на прежнем месте — под стопкой нижнего белья и свежих рубашек; заначка, состоявшая из ста двенадцати долларов и нескольких сотен российских рублей, тоже никуда не исчезла, так что беспокойные мысли об ограблении, похищении и т. п. можно было смело отбросить. На всякий случай Артур Вениаминович заглянул в оба ящика. Серые жестяные коробки приборов с виду были в полном порядке, похоже к ним никто не прикасался с тех пор, как Ляшенко собственноручно упаковал их после пробной демонстрации, так впечатлившей милейшего Максима Юрьевича.
Он наспех оглядел себя и обнаружил, что одет в свой единственный приличный костюм, выглядевший так, будто его в течение нескольких дней не снимали даже на ночь. При этом подбородок Артура Вениаминовича оказался гладко выбритым. Ляшенко провел ладонью по щекам и зачем-то поднес ее к носу. Ладонь пахла одеколоном — не самым дорогим, конечно, но и не какой-нибудь «Гвоздикой». Это было загадочно.
Он кое-как присел на корточки, встал, разогнулся и ткнулся головой в матерчатую крышу палатки. Снова согнувшись, Артур Вениаминович на непослушных ногах добрался до выхода, отдернул полог и зажмурился, ослепленный ярким солнечным светом.
Впрочем, жмурился он не только от света. Представшая перед ним картина показалась Артуру Вениаминовичу настолько фантастической, что он не поверил собственным глазам, решив, что все-таки спит и видит необыкновенно яркий, изобилующий правдивыми деталями сон.
Палатка стояла на небольшом, поросшем травой скалистом выступе. Вокруг, доставая, казалось, до самого неба, громоздились огромные массы дикого камня, далеко внизу по крутым склонам рваным зеленым покрывалом курчавился лес, похожий отсюда на макет из крашеной стружки, а над всем этим раскинулось неправдоподобно синее небо с белыми мазками полупрозрачных перистых облаков.
Артур Вениаминович снова закрыл глаза и про себя сосчитал до десяти, страстно мечтая только об одном: поскорее проснуться в гостиничном номере — пускай с больной головой, но в более или менее здравом рассудке. Того, что он видел перед собой, просто не могло быть. В свободное от основных занятий время инженер-исследователь Ляшенко любил поваляться на диване со сборником научно-фантастических рассказов. Ситуация, в которой он очутился, была словно взята оттуда: мгновенный перенос в пространстве, а может быть, чем черт не шутит, даже и во времени. Ничем иным невозможно было объяснить его странную амнезию: кажется, всего минуту назад он, потирая руки, усаживался за накрытый стол в приятной компании улыбчивого Максима Юрьевича, а в следующее мгновение открыл глаза в незнакомом месте, притом таком, где ему совершенно нечего было делать.
Пока изобретатель генератора туч стоял перед палаткой с закрытыми глазами, подул ветерок, и откуда-то потянуло дымком. Ага, мысленно сказал себе Артур Вениаминович, вот это уже на что-то похоже. Кажется, я начинаю просыпаться. Вот и паленым запахло — из форточки, надо полагать. Сейчас мы осторожно откроем глаза и увидим обшарпанные желто-зеленые обои, гостиничную тумбочку с перекошенной дверцей и фотографию храма Христа Спасителя в рамочке под засиженным мухами стеклом…
Он осторожно открыл глаза, но не увидел ничего из того, что так мечтал увидеть. Перед ним по-прежнему расстилался дикий горный пейзаж, откуда-то по-прежнему тянуло дымком — не удушливой вонью медленно тлеющего под спудом торфа, а уютным дымком мирного туристского костра.
Уже ничего не желая, совершенно оглушенный непонятностью происходящего, Ляшенко со стоном повернул голову и увидел костер, возле которого сидел на корточках плотный коренастый мужчина лет пятидесяти или около того. На нем были заметно поношенные камуфляжные брюки, уже не новые кроссовки и выцветший полосатый тельник без рукавов. Ловко орудуя перочинным ножом, мужчина потрошил крупную, серебристо поблескивающую рыбину. Плоский камень, заменявший собою стол, потемнел от крови, из чего следовало, что рыбина была далеко не первая. Над костром, подвешенный на металлической треноге, аппетитно булькал закопченный котелок. Артур Вениаминович даже не попытался понять, откуда в горах могла взяться свежая рыба; единственное, что он в данный момент понимал, так это то, что мужчина у костра ему решительно не знаком. Камуфляжные штаны этого плечистого гражданина опять навели Артура Вениаминовича на дикую мысль, что он похищен чеченскими террористами с целью получения за него и за изобретенный им прибор солидного выкупа. Что с того, что и белорусское, и российское правительства плевать хотели и на прибор, и на того, кто его изобрел? Чеченцы, вероятно, составили по данному вопросу свое собственное мнение, и Артур Вениаминович очень сомневался, что ему удастся переубедить этих диких горных баранов.
Услышав слабый, полный сдержанной муки стон Артура Вениаминовича, мужчина повернул голову. У Ляшенко немного отлегло от сердца: кем бы ни оказался незнакомец, кавказцем он не был наверняка. Начавшие редеть на лбу русые волосы были откинуты назад, открывая кирпично-красное, нуждавшееся в бритье, но типично славянское лицо с насмешливыми серо-зелеными глазами.
— А! — неизвестно чему обрадовавшись, весело воскликнул незнакомец. — С д-добрым утром! Ну, б-брат, и зд-д-доров же ты д-дрыхнуть! Нам работать п-пора, а тебя не д-добудиться.