Повелитель бурь
Шрифт:
Я так увлекся открывшимся мне даром, что почти не обратил внимания на два тревожных звоночка. После окончания восьмого класса я упросил родителей свозить меня в Санкт-Петербург и купить билет на настоящий океанский лайнер. Обзорный круиз на «Максиме Горьком» длился всего день, теплоход не отходил от берега и на двести миль, но все равно - я впервые был в открытом море. И - чувствовал себя препаршиво. Ветер был слабый, волнения почти не было, лайнер шел ровно, как автобус по шоссе. Когда я сидел в каюте, только едва заметное ритмичное покачивание чая в чашках отмечало, что я нахожусь не на суше. Но и этого моему желудку оказалось достаточно. Я даже украдкой сбегал пару раз в туалет - «стравить харч», как цинично выражаются
Боюсь, я попал-таки под Кинговское определение идиота, но я был слишком ослеплен своей мечтой, чтобы обращать внимание на такие мелочи. «Как-нибудь привыкну» - решил я, - «ничего удивительного, первый раз в море, в сотый раз - все будет зашибись».
Второй звоночек был еще тревожнее: я не прошел военкоматскую медкомиссию. Любой россиянин поймет, что это значит. Не пройти военкоматскую медкомиссию, значит находиться если не при смерти, то около того. «Симптомокомплекс Меньера» написали мне в медицинской карте и выставили с белым билетом. Все остальные прошедшие медкомиссию одноклассники завидовали, перешептывались, намекали на папины связи и предлагали поделиться способом «закоса». Я лишь пожимал плечами.
Сильно встревожиться мне помешало то, что у меня, наконец, наступил прорыв в освоении управления ветром, и я был упоен открывшимися мне новыми возможностями. Это случилось неожиданно. Мы с родителями поехали в сад, родаки ковырялись в огороде, а я пошел погулять в поля. И тут набежали тучи, и запахло грозой. Погода была теплой, даже жаркой, ветер - прохладным и приятным и я даже и не собирался применять свои умения. Я просто стоял лицом к набегающим волнам травы и декламировал Пушкина: «Ветер, ветер, ты могуч, ты гоняешь стаи туч»... и вдруг почувствовал ...что-то.
Представьте, что вы опустили руки в кисель и наткнулись там на подергивающуюся натянутую веревку. Так вот, то, что я ощутил, было совсем на это непохоже, но на все остальное это было похоже еще меньше. Я рефлекторно схватил эту веревку, потянул... и чуть не упал, потому что ветер, только что упруго дувший мне в грудь, вдруг толкнул меня в спину. Я вздрогнул, моментально потерял это ощущение и отвесив челюсть, смотрел на траву вокруг себя. А трава показывала, что воздух над ней сошел с ума - маленькие вихри спонтанно возникали в радиусе ста метров вокруг меня, сливались друг с другом, носились в разные стороны, дробились и таяли, ветер то дул мне в спину, то в лицо, а то - вообще затихал. И продолжалось это минут пять, после чего потихоньку сошло на нет и снова сильный порывистый ветер дул мне навстречу, гоня налитые дождем и молниями тучи. Но я стоял, ошарашенный, еще с полчаса и только начавшийся ливень погнал меня искать укрытие. Сколько я не пытался повторить этот фокус после грозы в тот же день - у меня ничего не вышло. Но я не расстраивался и правильно делал - на другой день с утра это получилось почти сразу. И я развернулся в полную силу.
Теперь я мог «включить» и «выключить» почти что любой ветер - от слабого дуновения до приличного шквала. Разумеется, мне хотелось научиться «включать» и «выключать» ураганы, но, во-первых, я опасался пока иметь дело со столь разрушительными ветрами, а во-вторых, при попытке создать очень сильный ветер меня слегка мутило и мир начинал потихоньку раздваиваться перед глазами. Поэтому, опасаясь надорваться, я пока ограничил свои попытки просто сильными ветрами. Но и этого вполне хватало, чтобы я чувствовал себя немного богом. И любую цену я заплатил бы тогда тому, кто предложил бы отправить меня в век парусных судов. Видимо, Сатана все же не существует, ведь это была бы для него идеальная сделка, с учетом того обстоятельства, о котором я уже тогда в глубине души догадывался, но старался не замечать.
К 18 годам я мог менять воздушные потоки в примерно пятикилометровом радиусе вокруг себя, как заблагорассудится. И - немного поуспокоился насчет своего просчета с датой рождения. В конце концов, есть еще парусные суда в море, и есть еще парусные яхты и парусные регаты.
И только в мечтах я позволял себе думать о том, что могло бы быть, родись я году так в 1800. Повелитель Бурь - так меня звали от Антильских островов до Нового Света. Чопорные испанские адмиралы трепетали при одном звуке моего имени. Английская королева лично вручала мне каперский патент и производила в пэры. Пусть мечты эти были претенциозны, местами нелогичны и где-то даже пафосны - я все равно не собирался ими ни с кем делиться. «Если мечтать о каше, так пусть хоть она будет с маслом» - говорил кто-то из древних мудрецов, и я мечтал в полном соответствии с его заветом. Я, пожалуй, даже жил частично в своем придуманном мире, но, что помогало мне мириться с этим - я уже не так сильно беспокоился по поводу упущенных невозможностей. Найдется место и в этом мире для Повелителя Бурь.
10 июня моего восемнадцатого года жизни я навсегда запомню как самый черный день. Я приехал в Санкт-Петербург, подавать документы на поступление в морскую академию. Только их у меня не приняли: пожилой морщинистый дядька с печально висящими усами взял папку, равнодушно пролистал, но вдруг его брови удивленно взметнулись, он всмотрелся в бумаги, потом перевел взгляд на меня:
– Слышь, браток, у тебя же хроническое воспаление вестибулярного нерва. Как ты плавать собираешься? У тебя ж еда из желудка будет вылетать быстрее, чем ты ее туда будешь кушать. Еще и иногородний... слышь-ка, давай ты сделаешь вид, что никогда сюда не приходил, а я сделаю вид, что никогда тебя не видел.
И он вернул мне документы и остался глух ко всем моим увещеваниям «хотя бы попробовать». Но я не сдался.
Я добился повторной комиссии, которая, кроме того, что уже было, нашла еще какую-то гадость с сердцем.
Я прорвался к ректору. Сухощавый мужчина в кителе с широкими золотыми «кирпичами» на рукавах внимательно меня выслушал и вынес вердикт:
– Невозможно. Вас не возьмут в море ни на какой судовой роли, вы же всю навигацию будете мертвым грузом на койке валяться. Просто забудьте.
– Адмирал Нельсон, между прочим, страдал морской болезнью, - выпалил я сгоряча.
Ректор поднял голову, и в его глазах мелькнули искорки:
– Станете адмиралом, приходите, продолжим разговор. А пока...
– и жестом в сторону двери он предложил мне удалиться.
И я вышел, отчетливо чувствуя, что вместе с дверью с табличкой «ректор» закрываю какую-то очень важную дверь в своей душе. Я вернулся в родной Свердловск, поступил на радость родителям в политехнический институт и через пару лет уже был уверен, что море, паруса и корабли больше не значат ничего в моей жизни.
Я ехал в электричке к родителям на дачу, до моей станции было еще около получаса езды, вагон был битком набит радостными по поводу ранней весны и теплой погоды огородниками, а я стоял в тамбуре и скучал. Компанию молодых ребят, явно не огородников, я заметил сразу, но не обратил внимания: подумаешь, захотелось людям развеяться на весенней природе - одежда соответствующая, а вон и термосы из рюкзаков высовываются. Поэтому случившееся на платформе «Белые ключи» было для меня полной неожиданностью. Электричка остановилась, компания начала суетиться и поднимать рюкзаки. Кроме рюкзаков, ребята подхватили с пола два довольно объемистых свертка - длиной метра два и толщиной с хорошее бревнышко. Я еще успел задуматься - что может быть такого в этих чехлах, что могло бы пригодиться для пикника, как один из вышедших ранее крикнул снаружи в открытые двери, через головы выносивших свертки: