Повелитель Человечества
Шрифт:
Демон – пока всё ещё туманная угроза, пульсирующая на краю поступавших сенсорных данных – скользил между разрушенными зданиями в тридцати двух градусах слева. Сервитор повернулась с рычащей мелодией механических суставов, и открыла огонь из тяжёлого болтера. Оружие взревело стаккато, сотрясая всё её тело. Спустя полторы секунды сработали грубые компенсаторы отдачи, соединённые с её мышцами и костями, сохраняя прицел оружия точным. Обломки зубов и так уже столкнулись с достаточной силой, чтобы из дёсен потекла кровь. Она не почувствовала этой боли. Нервы в дёснах удалили, чтобы защитить именно от такой
Другие сервиторы последовали её примеру, встав поустойчивее и выпуская очереди разрывных болтов. Ни один из них не зарегистрировал точного попадания. Каждый записал промахи в расположенные в черепах простые инфомашины.
Когда интенсивность огня сошла на нет из-за потери цели, общее количество попаданий равнялось нулю.
– Запускаю подпрограмму поиска и уничтожения, – произнесла AL-141-0-CVI-55-(0023). Она направилась вперёд, сузив поле поиска ауспика и сосредоточившись на обнаружении, разумеется, раненного врага. Даже её ограниченный мозг мог обработать возникшую аномалию. Судя по прицельным вычислениям, существо должны были поразить от двадцати девяти до сорока четырёх болтов .998 калибра. Оно вообще больше не должно было двигаться, уже не говоря о том, чтобы двигаться быстро и снова ускользнуть в укрытие. AL-141-0-CVI-55-(0023) пробормотала по воксу эту аномальную деталь своему оператору.
Она так и не смогла осмыслить ответ. Демон единым движением чудовищных мускулов появился откуда-то из-за пределов досягаемости системы датчиков, и погрузил коготь-копьё из гнилого хряща в её тело. Атака разрушила все до единой монозадачные машины, заменявшие удалённые органы, и уничтожила единственное биологическое лёгкое, которое чудом просуществовало неаугметированным больше десяти лет.
– Обнаружен враг, – попыталась произнести сервитор. Вместо слов с губ сорвались кровь и осколки выбитых зубов, испачкав увенчанную когтем руку, которая убила её. Импровизированное оружие выдернули из тела со звуком удара кнута по мясу. Сервитор упала на пол несколькими влажными и страдающими кусками.
– Обнаружен враг, – снова попытался сказать самый большой из этих кусков. Мучительно примитивные мыслительные процессы несчастной не могли понять, почему главное оружие не стреляет. Она не обладала функциями диагностики, а нервная система была химически перестроена после приговора, поэтому она понятия не имела, что её разорвали на куски.
Болтеры ревели, оставаясь совершенно неуслышанными демоном, чувства которого не знали звука. Зверь атаковал ещё три раза, челюсти впивались и перемалывали плоть со вкусом машинных масел, когти пронзали хрупкую металлическую броню и мягкие ткани под ней.
Струившаяся кровь оказалась нечистой и неподходящей для человеческого сердца, испорченной самой природой кибернетической трансформации, но эти примеси не имели значения для существа. Оно наслаждалось ощущением убийства, меняя кожу и тело, пока не приняло форму, способную присесть и уткнуться в ручейки крови, растекавшиеся по затянутому туманом полу.
Двое немых и лишённых конечностей поверженных сервиторов даже умирая, пытались исполнить свой долг. На земле наполовину скрытое в золотистом тумане расчленённое тело и голова главного сервитора чудом оставались живыми – несмотря на тяжёлые мучения – в течение двух минут. Единственным, что она могла чувствовать кроме боли повреждённых механических органов, не сумевших спасти своего владельца, была близость убившей её сущности.
– Обнаружен враг, – попыталась она предупредить оператора по воксу, хотя с отказавшими лёгкими и почти всем горлом она не могла издать ни звука. Последнее, что услышала несчастная, и что зафиксировало исчезающее ядро её познания, стал убийца, пирующий на останках её товарищей.
Ведомый нелогичным и неутолимым голодом зверь с болезненным хрустом рвущихся сухожилий расправил большие крылья. Кровь убитых сервиторов была безвкусной и насыщенной химикатами и не могла поддерживать интерес существа. Голод продолжал дёргать его за ниточки.
Нисколько не насытившись, оно жаждало вкусить души сильнее и кровь слаще, чем у этих искусственных повторно созданных людей. Движимый желанием убивать и жаждой крови, рождённый первым убийством демон обратил своё нечеловеческое восприятие к мёртвому городу, в котором в последние годы обосновались новые захватчики.
Иногда очень важно, чья течёт кровь.
Два
Мальчик, который хотел быть королём
Имя ложной богини
Невозможный город
Мальчик, который хотел быть королём, держал в руках череп отца. Он медленно поворачивал его, проводя кончиками пальцев по обводам кости. Большой палец, всё ещё коричневый от грязи с полей, поглаживал срезанные пеньки зубов цвета слоновой кости щербатой посмертной улыбки.
Он поднял взгляд на каменную полку, где в молчаливом бдении расположились другие черепа. Они смотрели в мрачные границы хижины, глаза им заменяли гладкие камешки, а лица были восстановлены при помощи глины и грубого мастерства. Здесь мальчик также переделает лицо отца, вылепит знакомые черты из мокрой глины, медленно обработает кремнёвым ножом, а затем оставит череп сушиться под солнцем в зените.
Мальчик подумывал использовать морские ракушки для глаз, если сумеет выменять у прибрежных торговцев две достаточно гладкие. Он скоро сделает это. Это – традиция.
Сначала ему нужны ответы.
Он повернул череп ещё раз, проведя большим пальцем вдоль неровного отверстия в сломанной кости. Ему не нужно было закрывать глаза и медитировать, чтобы узнать правду. Ему не нужно было молиться духу отца, чтобы тот рассказал о произошедшем. Он просто коснулся отверстия в голове отца и сразу всё узнал. Он увидел удар бронзового ножа из-за спины, увидел, как отец упал в грязь, увидел всё, что привело к этому.
Мальчик, который хотел быть королём, поднялся с пола семейной хижины и вышел в деревушку, сжимая череп отца в руке.
Кирпичные хижины протянулись вдоль обоих берегов реки. Пшеничные поля на востоке напоминали лоскутное море тёмного золота под взглядом заходящего солнца. Деревня никогда не бывала по-настоящему тихой, даже после окончания дневной работы. Семьи разговаривали, смеялись и ссорились. Собаки лаяли, привлекая внимание, и скулили, выпрашивая еду. Ветер резвился в кустарниках и деревьях, шелест листьев и скрип ветвей распевали вечную песню.