Повелитель демонов из Каранды
Шрифт:
Когда они взлетели на вершину холма, Гарион задыхался, но испытывал ни с чем не сравнимое удовольствие. Он натянул поводья, и Кретьен взвился на дыбы, перебирая в воздухе копытами; он хотел скакать дальше.
– Ну, теперь ты знаешь, что это такое? – спросил Эрионд, широко улыбаясь.
– Да, – смеясь, признался Гарион. – Теперь знаю. Понять не могу, почему я раньше не испытывал ничего похожего.
– Все дело в коне, – наставительно произнес Эрионд, искоса взглянув на Гариона. – Теперь у тебя многое изменится.
– Ну и прекрасно, –
– А почему бы и нет? – рассмеялся Эрионд. Так они и сделали.
Императорская свита была хорошо вымуштрована, поэтому добрая ее часть поскакала вперед, чтобы разбить лагерь как раз на полпути к побережью и заняться приготовлением к ночлегу. На следующее утро встали рано и двинулись в путь по заснеженной дороге, а к полудню добрались до вершины холма, с которого была видна гладь Восточного моря. Волны не спеша перекатывались под зимним солнцем, неясные желтоватые очертания берегов тонули в туманной дымке. Внизу, в мелкой бухте с изрезанными берегами, стояло на якоре десятка два кораблей со спущенными красными парусами. Гарион с недоумением взглянул на Закета.
– Все то же вульгарное хвастовство, о котором я уже говорил, – пожал плечами Закет. – Я приказал, чтобы эти корабли привели сюда из порта в Ктэне. Около дюжины понадобится, чтобы перевезти всех моих приспешников и подхалимов, а также более скромных людей, которые действительно делают дело. Еще дюжина нужна, чтобы окружить наше путешествие подобающей пышностью. Пышность же нужна, Гарион, чтобы люди случайно не приняли короля или императора за честного человека.
– Странное у вас сегодня настроение.
– Может быть, это еще один запоздалый симптом болезни. Помните, Лизелль о них говорила. Сегодня мы переночуем на кораблях, а завтра с восходом отправимся в путь.
Гарион кивнул и, с сожалением передавая поводья конюху, потрепал Кретьена по гриве.
Судно, на которое их переправили на пароме с песчаного берега, было великолепно. В отличие от низких кают на тех кораблях, на которых Гариону до сих пор доводилось плавать, помещения здесь были почти размером с комнаты в довольно большом доме. Вскоре он сообразил, почему на других кораблях каютам отводилось так мало места – все основное пространство там занимал груз. На этом же корабле единственным грузом всегда был император Маллореи.
На ужин в слабо освещенную столовую на борту плавучего дворца Закета были поданы омары. За последнюю неделю непредсказуемый император поглощал все внимание Гариона, и у него не было времени поговорить со своими друзьями. Поэтому теперь, когда все рассаживались за столом, он специально занял место как можно дальше от маллорейца. Он чувствовал себя непринужденно. Сидя между Польгарой и Дарником, Сенедра и Бархотка развлекали императора остроумной женской болтовней.
– У тебя усталый вид, Гарион, – заметила Польгара.
– Я все время находился в напряжении, – ответил он. – Этот человек постоянно меняется. Всякий раз, когда мне кажется, что я наконец-то раскусил его, он вдруг становится совершенно другим.
– Не надо так говорить о людях, мой дорогой, – посоветовала она мягко, дотронувшись до его руки. – Это свидетельствует о сумбуре в твоей душе.
– А это что, едят? – спросил Дарник, брезгливо ткнув ножом в ярко-красного омара, который, растопырив клешни, казалось, уставился на него с блюда выпуклыми глазами.
– Для этого существуют щипцы, Дарник, – объяснила Польгара спокойно.
Он отодвинул от себя тарелку.
– Я не собираюсь есть нечто, похожее на большого красного клопа, – заявил он, постепенно распаляясь. – Всему есть предел.
– Омар – это деликатес, Дарник, – сказала она.
– Для некоторых улитки тоже деликатес, – фыркнул он.
Глаза Польгары сверкнули, но она сдержала гнев и продолжала тем же спокойным тоном:
– Тогда можно попросить убрать его и принести тебе что-нибудь другое.
Гарион переводил взгляд с Дарника на Польгару и обратно. Но, решив, что они уже достаточно давно знакомы и нечего церемониться, спросил напрямик:
– В чем дело, Дарник? Ты сердит, как барсук, у которого разболелся нос.
– Да все нормально, – огрызнулся Дарник.
Гарион начал кое-что понимать. Он вспомнил, как Андель просила тетушку Польгару за Тофа. Он посмотрел на немого великана, который, опустив глаза в тарелку, хотел, казалось, сделаться невидимым. Затем он перевел взгляд на Дарника, намеренно не смотревшего в сторону своего бывшего друга.
– Ага, – сказал он, – теперь я, кажется, понимаю. Тетушка сообщила тебе нечто очень неприятное. Некто, кого ты очень любил, сделал нечто такое, что тебя разгневало. И тогда ты сказал ему то, о чем сейчас сожалеешь, ибо выяснилось, что у него тогда не было выбора и в результате он поступил правильно. Ты хотел бы с ним помириться, но не знаешь как. Поэтому и ведешь себя подобным образом – грубишь тетушке Польгаре?
Дарник был ошеломлен. Сначала он залился краской, затем побледнел.
– Я не собираюсь все это слушать, – вскричал он, вскочив на ноги.
– Ну, присядь же, Дарник, – попросил его Гарион. – Кончай сердиться, давай лучше подумаем, как можно все уладить.
Не в силах выдержать взгляд Гариона, Дарник опустил глаза, пунцовый до корней волос.
– Я с ним плохо обращался, Гарион, – пробормотал он.
– Да, плохо, – согласился тот. – Но ты же не понимал его. Я и сам не понимал до позавчерашнего дня, когда Закет наконец передумал и реши. отправиться с нами в Мал-Зэт. Цирадис знала, что он так поступит, и это она заставила Тофа выдать нас людям Атески. Она хочет, чтобы мы добрались до Сардиона и встретились с Зандрамас. В данных обстоятельствах лучшего друга, чем он, нам не найти.