Повелитель деревьев (Мемуары Лорда Грандрита - 10)
Шрифт:
Нам подали обед. Спустилась ночь, и я спокойно задремал, утолив голод. Проснулся я лишь тогда, когда кто-то позвал меня по имени. И почти сразу же самолет произвел посадку. Посадочная полоса была проложена в джунглях, как и предшествующий аэродром, но ближе к горам, в сердце небольшой долины, обрамленной остроконечными зубцами невысоких скал. Вход в долину, лежащую, вероятно, довольно высоко над уровнем моря, шел через единственную узкую щель в кольце скал, и надо было быть достаточно искусным пилотом, чтобы пролететь в нее, не задев за узко стоящие друг к другу каменные исполины и сразу выйти на посадочную полосу. Полоса была узкой и едва позволяла самолету развернуться, чтобы взлететь в обратном направлении. Вдоль всей полосы шли яркие посадочные огни. Здесь
Раны на его спине беспокоили бы его еще сильнее, если бы он служил в любой другой армии, а не Девяти. Мазь, которой смазали все следы хлыста, значительно уменьшила боль и быстро заживляла все раны. Это лекарство было еще одним ребенком блестящего гения Дока. Оно могло стать настоящей панацеей для всего человечества, не будь, как и все остальные значительные изобретения Калибана, оставлено Девятью для своего личного пользования. Патриархи, заседающие за круглым дубовым столом, весьма любили такие «подарки» своих талантливых служителей. Страдания остального мира их ничуть не заботили. И потом, разреши они Доку открыть миру самую малость из его открытий, Калибан в мгновение ока стал бы самым известным человеком планеты, а патриархи не любили столь широкой популярности своих служителей. Стоило им чем-то выделиться из окружающей среды и привлечь к себе внимание, как Девять отзывали его к себе, прятали какое-то время, а затем человек появлялся совсем в другом месте, под другой фамилией и часто с другой внешностью. Случай с Доком может служить отличным тому примером. Когда Калибан стал заниматься нейрохирургией в одной из самых больших клиник Нью-Йорка, они положили конец его блестящей карьере, как только блестящая техника и новации молодого доктора привлекли к нему внимание собратьев-медиков.
Теперь джип из-за крутизны склона настолько замедлил скорость подъема, что мы с Муртагом даже смогли перекинуться парой слов.
— Должен поблагодарить вас за кооперацию. Вы не оставили без ответа ни один из моих вопросов, — спокойно поведал он мне. — Вашим людям будет подготовлена хорошая ловушка. Думаю, за Калибаном дело тоже не станет.
— А… так вы накачали меня наркотиками в самолете?
Отблеск света фар от сколотой гранитной поверхности скользнул по лицу Муртага. Он довольно улыбался:
— Вы правы. Во время обеда. Вы сами вынудили меня к этому. Надо было раньше быть необщительней. Даже сейчас мне пришлось прибегнуть ко всему моему опыту в данных вещах, чтобы вытянуть из вас эти сведения. Но вы все-таки заговорили. И выдали всех, кто работает на вас.
— Они не знают, против кого сражаются.
Он пожал плечами:
— Какая разница. Они помогают вам.
Эти люди прекрасно знали, на что идут, когда решились помочь мне. Они знали, насколько велик риск и чем это грозит им лично, и тем не менее протянули мне руку помощи. И теперь я чувствовал, что в каком-то смысле все же предал их. И даже знание того, что никто на моем месте не устоял бы перед действием наркотиков, ничто не меняло в моем ощущении виновности перед ними.
К счастью, я мало что мог сказать Муртагу о Доке. Если Муртаг и чувствовал себя уверенно, то точно не из-за моей помощи. Док никогда не посвящал меня в то, как функционирует его организация. Его и мои люди знали друг друга только по радиоразговорам. Стало быть, у Муртага не было никакой возможности нащупать след, ведущий от меня к Доку дальше Вогезов.
Я подавил готовое вырваться ругательство. Но по тому, как дернулись мои губы, Муртаг догадался, что мучает меня.
— О да! Вы сказали мне, где находится ваша жена.
Я молчал.
— Если это вас может утешить, мы попросим ее присоединиться к вам. Нам просто невыносимо думать, как страдает ваша жена вдали от своего мужа.
Я очень надеялся, что Клио вовремя почувствует опасность и успеет ускользнуть от них, но не стал делиться с ним моими надеждами. Пусть не рассчитывает, что от меня можно добровольно получить хоть какие-нибудь сведения.
Я был взбешен. С каким удовольствием я схватил бы его за отвороты куртки и вышвырнул из джипа через открытую справа от меня дверь, прямо в зияющую пропасть, по. краю которой несся автомобиль. Но руки мои вновь были связаны за спиной, ноги прикованы к днищу машины, а дула пистолетов и автоматов упирались в мои бока.
— Способности Дока Калибана и ваши собственные ни для кого не секрет, вы не раз доказывали, на что вы оба способны. Благодаря, им вы и попали в число кандидатов. Но оспаривать кресло Ксокзаза вас выбрали лишь потому, что вы сами являлись его потомками.
Муртаг не мог знать о нашем родстве с усопшим патриархом, если только я сам не рассказал ему всего, находясь под влиянием наркотиков. А это уже была опасная игра. Девять не любили, когда совали нос в их дела. В одном он был прав, никто из тех, кто оспаривал кресло за столом Девяти, не страдал от отсутствия отваги и дерзости.
То, что Муртаг нашел необходимым подчеркнуть, что Док и я были выбраны среди всех кандидатов лишь благодаря родству с одним из патриархов и тем самым как бы пользовались его протекционизмом, мне много сказало о сомнениях, которые он сам испытывал на собственный счет. А то, что он не смог устоять перед соблазном и дать мне понять, что в курсе моих родственных отношений с Ксокзазом, высветило для меня еще одну черту его характера.
Небо над пиками вершин стало светлеть. Мы достигли перевала и стали спускаться вниз. Когда джип наконец оказался у подножия горы по другую ее сторону, заря уже полностью вступила в свои права и первые лучи солнца осветили лежащую перед нами долину.
Дальше дорога проходила по полупустынной местности. Здесь было так сухо, что я невольно спросил себя, уж не находимся ли мы внутри заветного заповедника, в котором скрывается пещерный лабиринт Девяти. К этому пустынному оазису со всех сторон вплотную примыкали джунгли. Но какая-то местная атмосферная аномалия препятствовала нормальному прохождению дождевых туч над этим участком и они обходили его стороной, освобождаясь от принесенной в себе влаги над джунглями или уходя к океану.
Через несколько сотен метров дорога уперлась в массивные металлические ворота высокой стены, перегородившей долину во всю ее ширину. Над верхним краем то тут, то там виднелись несколько сторожевых вышек, по бокам ворот из бойниц высовывались дула трех тяжелых пулеметов и пушки Бофора Человек, сидевший слева от водителя, подбежал к воротам и сунул в щель нечто вроде пропуска. Через минуту ворота дрогнули и медленно откатились в сторону. Джип осторожно двинулся вперед, и огромная, четырехметровой высоты стальная пластина вновь встала на свое место, но уже за нашей спиной.
Впереди дорога петляла меж палаток уже известной мне конструкции Дока Калибана. В лагере я насчитал человек тридцать солдат, чуть меньше на стене, около двадцати. За последним рядом палаток дорога устремлялась вдаль, прямая, как стрела, и исчезала у противоположного конца долины, узкого, словно горлышко бутылки.
По дороге к верхнему, сужающемуся концу долины, Муртаг несколько раз вступал в радиопереговоры с невидимыми охранниками, видимо, называя пароль. Нас никто не останавливал. Но эти меры предосторожности лишь укрепили меня в предположении, что мы приближаемся к пещерам. Из разговоров Муртага с его корреспондентами я понял, что те испытывают нужду в боеприпасах. Не знаю почему, но у меня появилось впечатление, что в результате последних серьезных операций (в числе которых, вероятно, числилось и мое пленение) численность размещенного здесь контингента войск значительно уменьшилась.