Повелитель гроз
Шрифт:
Желтоволосые перебили часовых в тот самый миг, когда женщины атаковали гарнизон изнутри, и теперь метались по закоулкам зданий, выискивая себе новую добычу.
Все это время Яннул стоял, не в силах сдвинуться с места. Было невыразимо жутко глядеть на этих равнинных девушек с перекошенными от ярости лицами и перепачканными в крови волосами, убивающих виса за висом без раздумья, без тени сомнения, как машины со стальными глазами.
Но все же их ярость была избирательной. Они не тронули ни его, ни группу элирианцев в центре зала. Они обходили их, как будто те были чем-то вроде мебели, на которую
Ни разу в жизни он не прятался от драки, но этот бой был не его боем. Долго еще он помнил каждую мельчайшую подробность и, как казалось ему, все до единого залитые кровью мертвые лица.
Гарнизонные часовые, которые, в отличие от своих товарищей на пиру, были в доспехах, лежали с перерезанными глотками. Свежий мягкий снежок падал на неподвижные тела, залетая в широко раскрытые глаза и рты.
Наступила внезапная тишина.
В зале Рийула дорфарианские шлюхи были чересчур напуганы, чтобы оплакивать эту предсказанную знамениями гибель. Они сбились к очагам, совершенно обезумев от страха.
В паутине улиц, расходящейся от ворот, солдаты-драконы лежали лицом вниз, точно сломанные игрушки, а снег все падал и падал, укрывая их белым саваном.
Яннул в одиночестве возвращался в дом Йир-Дакана. Ему то и дело попадались мертвые с выпавшими из рук факелами, дымящимися на залитой кровью мостовой.
Время от времени, но не слишком часто, мимо него проходили люди Равнин, безмолвные, как волки в снегу. При виде Яннула глаза у них вспыхивали ледяным пламенем, но люди не трогали его.
Ему было тошно до безумия. Не только из-за того, что он видел в эту ночь, но и потому, что он участвовал во всем этом. Он ненавидел и презирал дорфарианцев. Но сейчас за конечной целью он внезапно увидел резню пьяных несмышленышей и вдруг вспомнил о цвете своих волос и кожи в этом царстве желтоволосых людей. И начал бояться обитателей Равнин, которых еще столь недавно жалел, — бояться их жуткой уверенности и деловитости, и единения их разумов.
Когда он пришел к дому Дакана, стражники валялись у крыльца. Двери стояли нараспашку, но лампы в передней не горели. Из покоев Дакана просачивался слабый свет, предположительно из чрева огненного бога.
Он вошел под арку и поднялся по лестнице на второй этаж. Там лежал еще один оммосец, злой мальчишка, в котором Яннул узнал одного из любимчиков Дакана.
Дверь спальни Дакана, запертая, как он и пообещал, на засов, была выломана, а железный засов вырван из гнезда. Сам Дакан лежал поперек кровати, и его мертвые глаза осуждающе смотрели в потолок.
Яннул развернулся, прихватив небольшой прикроватный светильник, отбрасывающий на стены мечущиеся тени. Если не считать мертвых, дом выглядел опустевшим.
Потом откуда-то из передней донесся шум — протяжные давящиеся рыдания, и Яннул внезапно почувствовал густую тошнотворную вонь, стоящую у входа в зал. Он вошел туда, отодвинув опущенный занавес, и поднял лампу, желая рассмотреть, в чем дело.
Что-то неописуемое висело на краю жаровни Зарока, частью внутри, частью снаружи, и все еще дымилось. Неподалеку, сжавшись в комочек у стола, сидела Медаси, кухонная прислуга. Ее руки сжимали живот, глаза были закрыты, пока в них не ударил свет лампы. Она уставилась на него безумным взглядом, потом вскочила на ноги и метнулась к двери, пытаясь убежать от него в переднюю. Когда он поймал ее за плечи, она завизжала, хотя он изо всех сил старался не делать ей больно. Через миг безумие покинуло ее глаза. Похоже, она вспомнила, кто он такой. Она прижалась к нему, уткнувшись лицом в грудь, но он еле чувствовал ее тело рядом с собой — такой худенькой она была.
— Зачем меня заставили убить его? Зачем Ральднор заставил меня убить его? Он вошел в мое сознание, и я все била и била каменным совком…
Яннул погладил ее по голове, и она разрыдалась, как ребенок, увидевший плохой сон и ищущий утешения.
— Так было надо, — сказал он. Слова сами пришли ему на язык, отвечая и на его вопрос тоже. — Все уже позади, ты в безопасности.
— Не оставляй меня, — сказала она, судорожно цепляясь за его руки.
Помнила ли она, как помнил он, о цвете его кожи и глаз? Или после бойни все это стало для нее несущественным?
Когда Яннул почувствовал, что она обмякла в его объятиях, он вывел ее на улицу, посадил на одного из зеебов Дакана и отвез в дом к Орвану.
Единственный в городе солдат-дракон, оставшийся в живых, до боли всматривался в светлеющее небо. Он провел ночь, привязанный к колонне в подземелье под зданием гарнизона, где единственное узкое окошко выглядывало из земляной насыпи на мощеный двор. Ночью сквозь щели немилосердно дуло, и его рвали на части окровавленные руки — он так и не смог бы поручиться, было ли то видение или реальность. Он видел, как гибли его товарищи в пиршественном зале, и в хмельном ужасе помчался по каменным коридорам, пытаясь убежать от преследующего его жуткого грохота. Он спрятался под койкой одного больного солдата, чье горло, как он успел заметить, было перерезано от уха до уха. Там его вырвало вином Рийула, и он лежал в луже собственной блевотины, не решаясь шевельнуться или поискать какое-нибудь оружие.
Примерно через час двое степных мужчин вошли в комнату и вытащили его из-под койки, заикающегося от потрясения. Похоже, все это время они знали, что он там прячется.
Он думал, что они без лишних слов ткнут его ножом, но вместо этого его оттащили в подземелье и привязали к колонне. У соседней колонны лежал желтоволосый мертвец.
Когда сквозь мутное окошко просочилась заря, он услышал за дверью шаги. Тусклый свет озарял их светлые волосы, их глаза казались горящими лучинами. Их лица были непроницаемы, но он понял, что они больше не рабы.
Один из них отвязал его.
— В такой день приятно быть повешенным, — заметил он, подавляя дурноту.
— Ты не умрешь, — сказал желтоволосый. — Повелитель Гроз призывает тебя.
— Амрек? — не веря своим ушам, солдат решил, что, видимо, тронулся умом от ночных потрясений.
— Ральднор, — ответил желтоволосый. — Сын Редона.
Они отвели его в темный дом и оставили в круглом зале. Он задумался было о побеге, но не мог изобрести, где скрыться в этом враждебном городе. Он видел, как они стаскивали окровавленные трупы на площадь и поджигали их. На Равнинах всегда жгли своих мертвых.