Повелитель Ижоры
Шрифт:
– Остается Новгород, – возразил Мирский. И тут же замолчал.
– Новгород?
Николай Павлович поморщился, вздохнул и потянулся к пульту, чтобы отключиться.
– Нет, – сказала Диана. – Постойте.
Экран погас.
– Вот, значит, как, – раздался голос у Мирского за спиной. Он вздрогнул и обернулся.
– Это была она, – тихонько повторила Ленка. В ночной рубашке она стояла в дверях, и отец поневоле окинул взглядом ее худенькую фигурку. Его вдруг охватила жалость и досада, что она могла все слышать – хотя и вряд ли, – и отчего-то радость,
– А ну-ка быстро спать. Что за ночные вылазки.
Ленка уже приготовилась что-то ответить, но не успела. Рыжий Кобэйн протиснулся между косяком и дверью, распушил хвост и требовательно мяукнул.
– Покорми кота, – велел господин Мирский. – Я в офис. Жди меня.
Отстранил дочку, погладив мимолетно по плечу, и вышел.
В гараже он обошел Ленкин маленький «остин», пригляделся: машина уже начала покрываться слоем пыли. Индикатор спутниковой связи бесполезно помигивал. Никуда Ленка не ездила в последние две недели, и Николай Павлович отлично знал, почему.
Он уселся в свой «мерседес»-купе, захлопнул дверцу, завел двигатель. Несколько минут задумчиво смотрел на панель приборов.
«Жди меня», – сказал он дочке. Он просто обязан вернуться. Иначе она останется здесь совсем одна, в этом постылом доме. И уж точно не сможет отбиться, случись что. Когда в офис придут крепкие ребята с постановлением на руках. Когда все менеджеры, как один, начнут наперебой давать показания. Они сдадут меня, они все расскажут. Как будто и не я платил им деньги последние лет десять.
Но ведь там, в Ижоре, остался Ники. Странный мальчик, совсем непохожий на меня, но все же сын. И там этот разгильдяй Фил. Эта шлюшка сказала – мой любимчик. Неправда. Вовсе я его не люблю. Я бы показал ему, как надо себя вести, влепил бы пару затрещин, рыжему бездельнику. Жаль, что я ему не отец.
Вот я снова об этом подумал.
Да, они оба там, наши не в меру самостоятельные детишки. И оба, похоже, влипли по самые уши. А если с Игорем и вправду все так плохо? Что же делать?
Думай, Кольт, думай.
Излучатели у Ника в подвале. Я ведь легко сниму все его пароли. Так же легко, как он взломал мой. Ну да, мой пароль был «nirvana», конечно. Сложно не догадаться. Этот глупыш лазил по локальной сети. Он и не подозревал, что все письма из школы дублируются на мой спикер, и что про его художества я давно наслышан. Наелся таблеток и забрался на крышу, да там и отрубился, дурак. Еле сняли. Еще и записку оставил: death is the only escape. Нет, я его такому не учил. Хоть и слушал «Нирвану» в детстве. Теперь-то никто и не помнит Курта [27] , конечно. А я когда-то думал, что я похож на него. Такой же герой.
27
Курт Дональд Кобэйн, лидер культовой в свое время группы Nirvana (США). Покончил жизнь самоубийством в 1994 году.
Герой?
А, ладно. Будь что будет.
Николай Павлович взглянул в зеркало заднего вида. Взъерошил волосы. Криво улыбнулся. Тронул ручку дверцы, приоткрыл.
Но вдруг прислушался: за воротами гаража что-то происходило. Кто-то переговаривался там, на улице. Он даже различал отрывистые команды, и торопливые шаги, и скрип гравия под широкими колесами.
Нахмурившись, господин Мирский достал спикер и набрал номер охраны. Никто не отвечал. Служба безопасности не отзывалась тоже. Это становилось интересным.
Что-то лязгнуло за стеной. Между полом и дверью гаража сама собой образовалась щель, и дверь поползла вверх. Нехорошо сощурив глаза, Николай Павлович сунул руку под сиденье – там у него был припрятан пистолет. Стараясь не шуметь, он вылез из машины. Шагнул к стене, нажал кнопку лифта. Но лифт не пришел. Вместо этого позади хлопнула дверь – та, что вела из гаража в подвал.
– Стоять, – услышал он. – Бросай оружие.
На него смотрели сразу три ствола. Три фигуры в камуфляже приблизились.
– Что вообще за дела? – произнес господин Мирский. Хотя мог бы и не спрашивать.
«Там осталась Ленка, – вспомнил он. – Наверно, кормит кота. Ох, как все хреново складывается».
Он опустил пистолет и отвернулся.
В темноте звякнул колокольчик микроволновки, и Ленка вздрогнула. На кухне было темно (она успела выключить свет), лишь в углу светились две зеленые точки. Вот они бесшумно переместились: кот таращил глаза на хозяйку, моргал, приглашал за собой к двери.
– Только тихо, – шепнула коту Ленка.
Она прижалась носом к стеклу. В сумрачном парке помаргивали голубые фонари; под самым окном стоял чужой черный джип-«конкистадор». Дверцы были распахнуты. Две фигуры в камуфляже вели под руки третью, запихнули внутрь, сами уселись по бокам.
По коридору прогрохотали шаги, ближе, ближе. Ленка без сил опустилась на пол и закрыла глаза руками. Кто-то рванул на себя дверь, выругался, потом ударил по ней ногой. Дверь со стуком распахнулась (Кобэйн отлетел в сторону). Человек поискал выключатель, не нашел, снова выматерился вполголоса. Полез в карман – вероятно, за фонариком.
Тут кот не выдержал. Скрипя когтями по полу, с пробуксовкой, как болид «Формулы», он полетел к двери, прямо под ноги вошедшему, и тот даже подскочил от неожиданности. Злобствуя и ругаясь, пнул подвернувшуюся табуретку, развернулся и двинулся прочь по коридору.
Тяжелые шаги давно уже стихли, и хлопнули внизу дверцы, и звук мотора больше не был слышен, когда Ленка, все еще дрожа, поднялась на ноги. Выглянула в окно: сад был пуст. Ей хотелось плакать.
В мансарде уютно желтела старинная лампа-ночник и зеленая игрушечная лягушка сидела на столе, поблескивая круглыми глазами. Ленка протянула руку – и лягушка квакнула противным голосом, как обычно. Девушка улыбнулась сквозь слезы.