Повелитель разбитых сердец
Шрифт:
А ситуация у нас выходит такая, если я правильно угадала. Жани не знала конкретно, от кого ей достался ребенок, знала только, что это была русская женщина. Однако такие дела напрямую не делаются, тут работают посредники, вот только Лоре, получается, стало известно, кому досталось ее дитя. И она предприняла кое-какие шаги. А получилось… то, что получилось.
Ну все, три раза «стоп!». Мои догадки – это ведь не более чем фантазии. Слишком смелые фантазии на тему, как Лора явилась к Жани и начала ее шантажировать. А может быть – требовать вернуть ребенка. Но ведь для Жани Филипп стал смыслом жизни, это и слепому видно. Конечно, она не могла – и не хотела! – с ним расстаться! И она убила Лору – скорее всего, ударила ее по голове, спрятала труп где-то здесь, в парке или в доме, потом сделала вид, что уезжает с сыном, да и в самом деле покинула Мулен, однако ночью вернулась. Погрузила труп в свою машину, подвезла на холм, потом переложила Лору на заднее сиденье «Рено»… Ну и так далее. Очень может быть, что она не слишком тщательно спрятала «Рено» именно потому, что боялась оставлять надолго Филиппа одного. Он, конечно, спал, но мог проснуться, закричать. А вдруг кто-то услышал бы крик? Да и мало ли кто мог – даже в сонном-пресонном Мулене! – обратить внимание на мельтешение автомобилей на холме!
Но, видимо, все обошлось. Кто угодно может подтвердить, что Жани вечером уехала, а красный «Рено» еще торчал на холме. Я и сама могла бы засвидетельствовать…
А кстати! Не ради того ли, чтобы я могла засвидетельствовать это, притащилась Жани в дом Брюнов? На мое счастье притащилась, конечно, потому что иначе кто выпустил бы меня из погреба?
С другой стороны, я уже ничему не удивлюсь. Даже тому, что именно Жани заперла меня там. Ведь Лора могла, по обычаю всех шантажистов, не сразу явиться к Жани, а сначала написала ей письмо. И Жани просто-напросто сложила два и два. В деревне появилась какая-то загадочная русская, и тут же возникло письмо от шантажистки. Нет, скорее наоборот: сначала письмо, потом я, вот почему Жани смотрела на меня при первой встрече настолько люто!
Да, похоже, именно так и обстояло дело.
И Жани решила избавиться от шантажистки, то есть от меня. Случайно ли она обнаружила, что я вошла в погреб, или следила за мной – неведомо. Но она заперла меня и, конечно, побежала домой вприпрыжку, радостно предвкушая мою погибель и свое будущее спокойствие. Никому и в голову бы не пришло привязать к моему исчезновению Жани.
Ну да, и вот она, вся такая счастливая и довольная, заявилась домой, схватила на руки своего младенчика, а тут – здравствуйте, я ваша тетя, я буду у вас жить! – на пороге нарисовалась Лора. Думаю, Жани была здорово ошарашена…
Не знаю, как там дальше шли дела. Так или иначе, Лора оказалась убита, а потом Жани вспомнила обо мне. И пришла в ужас, что едва не загубила ни в чем не повинную душу, пусть и русскую. Поэтому она была так перепугана, когда выпустила меня из погреба. Боялась, а вдруг у меня окажется слабое сердце, как у ее покойного супруга, вдруг я уже лежу в погребе мертвая.
На счастье, все обошлось – лишнего греха на душу Жани не взяла. Теперь ей нужно было только избавиться от трупа, что она и сделала – я знаю, каким образом.
Может быть, конечно, это все плоды моего чрезмерно богатого воображения. Может быть, Жани тут совершенно ни при чем. Да, но как тогда попала в ее сад туфелька, которую я только что держала в руке?
А кстати, куда я ее девала? Да отбросила, когда в панике неслась под крылышко к миляге Зидану!
Я озираюсь, пытаясь разглядеть туфельку, возвращаюсь в глубь сада – и вдруг слышу рокот автомобильного мотора. Потом шум замолкает, слышен хлопок дверцы, шорох листвы, шаги…
Бог ты мой, сюда кто-то идет! Кто? Зачем? А вдруг это полиция? И как мне объяснить свое пребывание в самом что ни на есть «Domaine prive«, к тому же оставленном хозяевами? А если найдут туфельку… И снимут отпечатки пальцев у подозрительной особы, то есть меня… Я же эту туфельку держала в руках, на ней остались мои отпечатки!
Надо бежать, бежать!
Я кидаюсь прочь, под защиту огромного тигра. И вовремя – на дорожку выходит высокий, плотный, очень загорелый мужчина лет пятидесяти. У него такой горбатый, круто загнутый нос, словно его обладатель в прошлой жизни был птицей. «Птичий бог» мигом вспоминается мне. Да, загнал он меня, этот самый бог… Натурально, в силки загнал!
Деваться мне некуда: шаг вправо, шаг влево – под ногой захрустит листва и выдаст меня. Откуда я знаю, кто такой этот крепкий мужик в шортах и футболке? У него очень волосатые руки и ноги, что придает ему ужасно свирепый вид, выражение лица непреклонное, а на плече – грабли.
Боже мой! Да ведь это небось обычный садовник, наемный рабочий у Жани, который подрядился содержать сад в порядке. Бедной вдове некогда этим заниматься, к тому же на руках дитя малое…
Однако она могла бы найти себе и более рачительного работника. Этот садовник трудится натурально спустя рукава. Вот бездельник! Возит граблями как попало, не сгребает листву, а разметает ее. И вдруг наклоняется, а когда выпрямляется, в руках у него…
Ну разумеется. Он нашел то, что я бросила. Он нашел туфельку Лоры!
Грабли снова взлетели на плечо, туфелька исчезла под мышкой, садовник забыл о своих обязанностях и зашагал к дороге.
Садовник? Какой, к черту, садовник! Он нашел эту туфельку потому, что искал ее. Он знал, что найдет ее здесь!
Может быть, это переодетый полицейский? Может быть, участие Жани в убийстве Лоры уже установлено?
Тогда плохи дела у нее, у бедняжки…
Стоп. Есть же и другой вариант. Этот человек знал, что найдет здесь туфельку, именно потому, что она потерялась, когда он волок труп Лоры к машине. То есть не Жани убила ее, а неизвестный с ястребиным носом.
За что? Почему? Кто он такой?
Наверное, я никогда этого не узнаю, да и никакой детективный зуд, если честно, меня сейчас не томит. Хочу одного: убраться из сада. Фигуры зверей снова кажутся зловещими, а уж Зидан-то… Невозможно даже представить, что я только что держала его за руку, будто лучшего друга.
Я выжидаю, когда шум мотора стихнет, прокрадываюсь к калитке, сто раз выглядываю и прячусь, пока не удостоверяюсь окончательно, что путь свободен. И уж тогда со всех ног мчусь домой.
23 декабря 1920 года, Константинополь. Из дневника Татьяны Мансуровой
Была сегодня на ипподроме. Там есть одна колонна. Ее называют «серпентина», потому что она представляет собой трех свившихся воедино змей зеленой бронзы. Колонна эта в незапамятные времена была поставлена греками из Дельф в память победы при Платее. Барон Петр Николаевич Врангель, который показал ее нам с Максимом, рассказывал, что в конце прошлого века еще можно было прочесть на серпентине названия трехсот двадцати одного города, принимавшего участие в сражении. Те же самые называл и Плутарх. Странная судьба у этого памятника, слышавшего пророчества Пифии. Кто только не ополчался на него: и крестоносцы, и Магомет II, разбивший палицей голову одной из змей (после чего, рассказывают, в Стамбуле вдруг появилось множество пресмыкающихся), и воры, раскрадывающие памятники искусства… А серпентина стоит на том же месте таинственным обломком – пережившая тысячелетия страды человечества, овеянная истекающим из нее мистическим знамением. Стоит, будто загадочный, какую-то чудесную силу в себе таящий вселенский талисман.