Повелитель Самарканда

Говард Роберт Ирвин

– Необходимо?! – Глаза Дональда округлились. Он попытался приподняться, но, обессилев, упал на носилки и закашлялся кровью. – Безумный пес, она была моей!

– Твоя или чья-нибудь еще, какая разница, –

рассеянно возразил Тимур. – Что значит женщина, когда решается судьба империи?

В ответ Дональд выхватил из одежды пистолет и выстрелил в Тимура. Эмир вздрогнул и покачнулся на троне. Закричали придворные.

Сквозь дым они увидели, что Дональд, лежащий на носилках, мертв. На губах гаэла застыла жестокая улыбка. Тимур, согнувшись, сидел на троне, одной рукой сжав грудь. Сквозь пальцы эмира сочилась кровь. Свободной рукой он махнул знати, прося людей отступить.

– Довольно, все кончено. Каждому когда-то приходит конец. Пусть вместо меня правит Пир Мухамед. Пусть он усилит границы империи, которую я воздвиг.

Мучительная агония исказила черты эмира.

– Аллах, это – конец империи!

Яростный крик страдания вырвался из его горла.

– Я – тот, кто топтал королевства и уничтожал султанов. Я умираю из-за раболепной проститутки и франка!

Военачальники беспомощно смотрели на могучие руки Тимура, сжатые, словно

железные клещи. Лишь несгибаемая воля эмира не позволяла Смерти забрать его душу. Фатализм ислама никогда не находил отклика в языческой душе Тимура. Он боролся со смертью до последней капли крови.

– Пусть народ мой не узнает, что я умер от руки франка, – с трудом проговорил он. – Пусть летописи не прославляют имя волка, убившего императора. О, Аллах, горсть пыли, маленький кусочек свинца уничтожил Завоевателя Мира! Пиши, писец, что в этот день не от руки человека, а по воле Аллаха умер Тимур, слуга Аллаха.

Военачальники застыли вокруг в изумлении и молчании, пока побледневший писец доставал пергамент и писал дрожащей рукой. Мрачный взгляд Тимура застыл на умиротворенном лице Дональда, который, казалось, тоже смотрел на эмира. Лицо мертвого человека на носилках было повернуто к умирающему на троне. И прежде чем скрип пера замер, львиная голова Тимура упала на могучую грудь. Вслед за поющим панихиду ветром, заметающим снегом все выше и выше стены Отрара, пески забвения стали засыпать империю Тимура – последнего завоевателя и повелителя мира, – сокрушенную одним выстрелом.