Повелитель Серебряного лука
Шрифт:
– Конечно.
– Пригласите в мегарон этого предателя Аргуриоса.
– Вы с ума сошли? – возмутился Эрекос. – Вы хотите, чтобы величайший микенский воин выступил против нас?
– Он будет без оружия. Не так ли, царевич? – засмеялся Коланос.
– Да. Гости оставят все оружие у ворот. Царь не разрешает носить мечи и кинжалы в своем присутствии.
Но Эрекоса это не убедило.
– Он был без оружия, когда одолел пятерых вооруженных убийц. Мне кажется, это ненужный риск. Многие воины, находящиеся в вашем подчинении, все еще высоко его ценят. Я очень прошу вас отказаться от этой затеи, Коланос.
– Царь Агамемнон хочет его смерти, – возразил Коланос. –
– Я согласен с Эрекосом. Но если хотите, я позабочусь, чтобы он был там.
– Хочу.
– Тогда я позабочусь об этом.
XXVIII Воля древних богов
Гершому никогда не нравилась верховая езда. В Египте лошади были маленькими, подпрыгивали на ходу – крупным мужчинам было трудно на них ездить. Он чувствовал себя неловко, когда его длинные ноги почти касались земли. Но езда на фессалийских лошадях доставляла египтянину удовольствие. Высокие золотые скакуны с белыми хвостами и гривами летели, почти не касаясь земли. На полном скаку спины животных лишь слегка поднимались, и Гершом наслаждался быстрой ездой. Геликаон скакал рядом с ним на скакуне, точной копией жеребца Гершома. Вместе они неслись по открытой равнине под облачным небом. Наконец, Геликаон придержал свою лошадь, похлопав по ее гладкой шее. Гершом тоже натянул поводья.
– Превосходные животные, – сказал он.
– Они очень быстрые, – заметил Геликаон, – но не подходят для войны. Эти лошади слишком пугливы и впадают в панику, когда звенят мечи и летят стрелы. Я скрещиваю их с нашими лошадьми. Возможно, жеребята будут не такими нервными.
Развернув коней, они поскакали туда, где оставили свою вьючную лошадь. Животное щипало травку на холме. Гели-каон взял его за поводья, и они направились на юго-запад. Гершом был счастлив снова мчаться вперед. Крепость Дар-дании, хотя и была простым жилищем по сравнению с дворцами на его родине, все же напоминала ему о мире, который он потерял, и Гершом с радостью согласился сопровождать Счастливчика в Трою.
– Не думаю, что торговец предал меня, – заметил он.
– Возможно, не намеренно, – сказал Геликаон, – но люди сплетничают. Троя – более крупный город, и там меньше вероятности, что тебя узнают.
Гершом оглянулся и посмотрел на голый ландшафт. Старый полководец, Павзаний, предупреждал Геликаона, что по холмам бродили бандиты, и умолял взять с собой отряд надежных людей в качестве личной охраны. Счастливчик отказался.
– Я обещал охранять покой этих земель, – сказал он. – Люди теперь меня знают. Когда они увидят царя, путешествующего по их общинам без вооруженного эскорта, это придаст им уверенности.
Павзания это не убедило. Гершом тоже в это не поверил.
Во время путешествия он понял, что Геликаону нужно было уехать из Дардании, от правил соблюдения этикета и царских обязанностей. С каждой пройденной милей Гелика-он становился все более нервным.
Ночью, когда они остановились у подножия холмов, под кипарисами, Гершом спросил юного царя:
– Что тебя беспокоит?
Геликаон ничего не ответил, просто добавил сухих веток в небольшой костер, затем сел рядом с ним. Египтянин не стал настаивать на продолжении разговора. Через какое-то время Счастливчик заговорил:
– Тебе нравилось быть сыном царя?
– Да, нравилось, но не так, как моему сводному брату Рам-зесу. Он отчаянно хотел стать фараоном, повести египетские армии в бой, построить свою огромную
– Тебя не беспокоило, что женщины ласкали тебя только потому, что были обязаны это делать?
– Почему это меня должно беспокоить? Результат тот же.
– Только для тебя.
– Вы, люди моря, слишком много думаете. Рабыни во дворце были к моим услугам. Это их предназначение. Какое имело значение, хотят они или не хотят быть рабынями? Когда ты голоден и решил убить овцу, разве ты думаешь о чувствах овцы? – Гершом засмеялся.
– Интересная точка зрения, – заметил Геликаон. – Я подумаю над этим.
– Над этим не надо думать, – возразил египтянин. – Давай покончим со спорами, не будем углубляться в эту тему.
– Цель спора – выяснить истину.
– Очень хорошо. Давай обсудим причину твоего первого вопроса. Почему ты спросил, нравилось ли мне быть царевичем?
– Может, я просто хотел поддержать разговор, – сказал Геликаон.
– Нет. Настоящей причиной было то, что я хотел отвлечь тебя от проблем. Вторая более сложная, но связана с первой.
– Ну, теперь ты меня заинтриговал, – усмехнулся дарда-нец. – Просвети меня.
Гершом покачал головой.
– Тебе нужно просветление, Счастливчик? Я так не думаю. В Египте есть статуи мифических животных, которые меня восхищали. Создания с головами орлов, телом льва, хвостом змеи. Мой дед говорил, что это, вообще-то, люди. Мы все – гибриды животных. В нас есть дикарь, который с удовольствием бы вырвал сердце врага и съел его сырым. Есть любовник, слагающий песни для женщины, которая владеет его сердцем. Есть отец, который прижимает ребенка и умрет, защищая его от опасности. Три человека в одном. И еще больше. В каждом из нас есть те, кем мы были – замкнутый ребенок, высокомерный юноша, грудной младенец. Каждый страх, который мы вытерпели в детстве, остается где-то там. – Он постучал по виску. – И каждый смелый поступок или трусливый, щедрость или низость.
– Это замечательно, – вздохнул Геликаон, – но я себя чувствую так, словно плутаю в тумане. Что ты пытаешься сказать?
– Вот о чем я и говорю. Наша жизнь проходит в тумане в надежде обрести солнечный свет, который прояснит нам, кто мы есть на самом деле.
– Я знаю, кто я есть, Гершом.
– Нет, не знаешь. Разве ты не тот человек, который беспокоится о желании рабынь, который отрезает голову земледельцу, который говорит без очереди? Разве ты не бог, который спас ребенка на Кипре, сумасшедший, который сжег заживо пятьдесят моряков?
– Этот разговор теряет для меня свою привлекательность, – холодно сказал Геликаон.
Гершом почувствовал, как в нем поднимается гнев.
– Понимаю, – кивнул он, – поэтому можно обсуждать только те темы, которые не касаются Счастливчика. Теперь ты становишься настоящим царем, Геликаон. Вскоре ты окружишь себя льстецами, которые будут нашептывать тебе на ухо, восхваляя твое величие и не критикуя твои действия.
Подобрав одеяло, на котором лежал, Гершом повернулся к костру с бьющимся сердцем. Ночь была холодная, и он мог почувствовать запах дождя в воздухе. Египтянин рассердился на себя за то, что отреагировал на слова Геликаона с такой злостью. Правда была в том, что он любил молодого царя и восхищался им. Счастливчик был способен на огромную доброту и верность. Он был храбрым и верным своему слову. Эти качества редко встречались Гершому в его жизни. Но египтянин знал, с какой опасностью столкнется Гелика-он, когда его сила возрастет. Гершом развернул одеяло и сел.