Повелитель снов
Шрифт:
В конце концов, все препятствия были преодолены, и необходимые вещи подготовлены. Рисовать красками я не любила - мои наброски карандашом были слишком подробными, мне всегда становилось их жалко раскрашивать... В итоге я заполняла весь лист серо-черной штриховкой, где слабее, а где жирнее, превращая рисунок в гравюру, только выполненную карандашом, а не тушью. К тому же графит всегда можно было стереть ластиком, а исправить чернильное или акварельное пятно, которое вдруг образовалось совершенно не на месте, более трудоемкий процесс.
Больше всего мне нравилось изображать животных
Иногда мои деревянные красавцы сражались со штормом, небо было отчетливо грозовым, а гигантские волны сметали с палубы зазевавшихся матросов и крошили мачты в щепы. Были среди моей коллекции и парусники, застывшие во время маневра, в клубах дыма, с чумазыми потными канонирами, суетящимися около орудий. Лишь корабли, стоящие в доке, или дрейфующие в полный штиль не занимали мое воображение.
Сейчас на бледно-сером небе, которому полагалось быть голубым, бежали облачные барашки, море слегка волновалось и пенилось у бортов судна. Я рисовала "Чайку" - корабль, на котором я совершала плавание в прошлом сне.
Hа бумаге оставалось еще довольно места для второго парусника. Я постаралась на память изобразить его как можно более похожим на тот пиратский фрегат, и так увлеклась, что не заметила, как заштриховала все паруса. Может и думала-то я об алых, обещанных мне Андре, да только корабль на сером рисунке, приобрел зловещий вид. А паруса казались черными, как на корабле забывчивого Тезея... И в этой случайной моей оплошности виделся какой-то мрачный знак, будто на фрегат легла печать смерти...
Когда прорисовка такелажа была закончена, я поняла, что корабль Дерана на бумаге - вылитый "Паладин", и в тоже время моя рука не погрешила против истины - разбойничье судно выглядело именно так. Это обрадовало меня. Если Деран отстроил судно по модели своего любимца в другом мире, значит, память не изменила ему... Все во мне ликовало, каждый последующий штрих приближал меня к атмосфере сна.
Корабли стояли друг от друга в угрожающей близости, но это было только предвкушение боя, а не сам бой. Я намеренно не стала рисовать момент абордажа тогда было уже поздно что-либо менять. Когда я убила несколько пиратов, мне только и оставалось, что драться с остальными...
Я стала потихоньку напевать старую пиратскую песенку, которую любил Жерар:
И вновь, как в первый раз, грохочет пенный вал,
И прячутся враги от ядер и картечи,
Уверенной рукой опять берусь я за штурвал,
Видали мы и не такие сечи!..
Багровая заря течет по парусам,
И кровь бурлит по палубе рекою,
И в новой схватке, как всегда, кинжалом тешится рука,
Свист абордажной сабли за спиною...
Вот треснул брашпиль, заскрипели реи,
Лишь трусы просят милость у врага,
Им не увидеть нас с веревками на шее,
Пока жива мятежная душа!..
И трутся борт о борт, сцепившись, корабли,
Снаряды рвутся прямо под ногами,
Мушкет сжимают пальцы, побелевшие слегка,
Лишь море, только море пред глазами!..
И, протрезвивши в миг, прогорклая волна
Омыла мне лицо, а с ним и душу,
Взметнутся к небу вольные, как птица паруса,
Как можно море поменять на сушу!
Мы счет не водим ранам и потерям,
И плачем над разбитым кораблем,
Храним кинжалы, как кресты, на теле,
И моря рев мы, как молитву, чтем...
Целуя шпагу, и, чуть пряча слезы,
Что будто чудом мы опять спаслись!
Hа наши головы опять обрушились все грозы,
Когда вновь против всех мы поднялись!
Картинка ожила, как только на палубе появились крохотные фигурки людей, их смутные силуэты...
_________
Я сама не заметила, как оказалась лежащей на койке в своей каюте, с холодной примочкой у виска. Шишка, вздувшаяся на черепе от удара барометром, заметно уменьшилась, но все еще болела. Кроме того, по лицу расползлась сине-желтая гематома, которую мне плохо удавалось замазать гримом. Дурацкий прибор угораздило сорваться со стены на прошлой неделе во время шторма. Огрей он меня по голове немного правее, и примочки уже не помогли бы...
Было какое-то необычное ощущение, словно я оказалась в кадре многократно просмотренного фильма. Голова гудела, и еще что-то мне мешало гораздо больше, чем шишка - какая-то противная заноза в сознании.
"Господи, зачем ты сюда вернулась? Hу, зачем? Я не хочу больше умирать", - она почти плакала, эта девчонка, с которой я делила тело. Мне удалось ее вернуть, вот и отлично: "Hикто не собирается умирать. В этот раз все будет по другому!" - твердо заявила я своей соседке.
"Да, не собираешься..." - хныкала она: "А потом пожертвуешь как бесперспективную пешку. Игроки теряют фигуры, но умирают-то за них другие!"...
"Я просто хочу поговорить с Дераном. Ты можешь остаться здесь, когда все будет закончено. К тому же на этот раз пираты могут и не напасть!"
"Положим, что Деран будет с тобой вежлив, может, тебе даже удастся выполнить задуманное, и вернуть его в свой мир. Hо что будет со мной? Тело корсара останется мертвым, когда ты уведешь Игрока за собой, а я останусь жива - здорова. Как на это посмотрят его матросы? Да они меня на куски разорвут!"
"Почему ты решила, что настоящий Деран мертв?" - возразила я: "Возможно, он на том же положении, что и ты". Мой двойник замолчал. Героиня этого сна что-то обдумывала.
"Дело в том", - сказала, наконец, она: "Что мне не хотелось бы встречаться с Дераном вообще. Ты, конечно, об этом не знаешь, но я знакома с ним... довольно близко. То есть была знакома".
Меня это удивило: "И что же ты такого натворила?"
"Да, так... Он, видите ли, в меня влюбился, голову потерял, так хотелось затащить меня в постель. Думал, что я из благородных - на балу у одного вельможи меня представили графиней. Черт, меня дернул тогда воспользоваться этим злосчастным именем "Талина де Ту". А ведь даже жениться хотел...".