Повелитель теней. Том 2
Шрифт:
— Я думала, нас никогда не выпустят! — воскликнула Маша. — Какой же мерзкий этот Голицын! Уверена, он всё знает про Ярослава, но пытается выставить нас виноватыми.
— Это так печально, — тяжко вздохнул Егор и пояснил на наши удивлённые взгляды: — Быть плохим человеком — это всегда печально. Ты никого не любишь, и тебя никто не любит.
Мы не нашлись, что ответить.
— Давайте навестим Кристину? — предложила Маша.
— А давайте, — кивнул я.
За стойкой регистрации в лазарете никого не было. Из третьей больничной палаты раздавалась приглушённая ругань. Что-то грохнуло и разбилось, дверь с силой ударилась
— Кто кого покалечил? Какой изощрённый способ вы придумали на этот раз, — но вдруг её взгляд остановился на мне, и она, внезапно успокоившись, улыбнулась: — Я тебя помню. Друг Кристины Безликой, верно? Надеюсь, ты пришёл за нею, иначе, клянусь Даждьбогом, я её обколю обезболивающими до бессознательного состояния!
— А она уже выздоровела? — уточнила Маша.
— До такой степени, что сделала меня больной! — произнесла медсестра, схватившись за голову. — Я совершила большую ошибку, когда оставила её в лазарете под наблюдением. Невозможно большую ошибку! Забирайте её! Она и мёртвого выведет из себя! Как вы вообще с ней общаетесь?
— Я был мёртвым, когда получил травму головы, — радостно ответил Егор. — В детстве. Целых три минуты, клиническая смерть.
Медсестра странно на него взглянула и передала мне документы:
— Выписка, справка и рекомендации.
Я взял все бумаги, и мы зашли в третью палату. Кристина безразлично пялилась в потолок, лениво потирая тонкий шрам на запястье. Её розовые волосы разметались по подушке и свисали с края кровати. Белая больничная рубашка съехала на правое плечо, обнажая острую ключицу и россыпь родинок у основания шеи.
— Не очень-то ты рада видеть своих друзей, — я присел на кровать и пощёлкал пальцами перед носом Кристины.
Она вздрогнула, проморгалась и, наконец, обратила на нас внимание — села рывком, быстро поправила рубашку, пригладила волосы и улыбнулась:
— Ребята! Живые! Я так волновалась! Врачиха слушать меня не хотела, всё талдычила одно и то же, — Кристина скривилась и, сделав тонкий писклявый голос, спародировала медсестру: — Деточка, ты ещё слишком слаба, какие тебе Данжи? Ты монстров будешь отпугивать синяками под глазами? Я оставляю тебя под наблюдением, неделю, не меньше!
— Какой кошмар, — едва сдерживая улыбку, сказал я.
— Вот ты иронизируешь, а ведь действительно кошмар! — возмутилась Кристина. — Здесь нечего делать! Телефоны и компьютеры запрещены, потому что, видите ли, пациенты должны восстанавливаться в спокойствии и тишине! Да я от этой тишины скоро свихнусь! Разве можно столько времени ничего не делать?! Так мало того… Они меня ещё и в Данж не пустили. Если я из-за таких пустяков, буду пропускать походы в Данжи, то останусь слабачкой навсегда!
— Оторванная рука — это не пустяк, — неодобрительно покачала головой Маша.
— Пустяк, если она уже приросла, — отрезала Кристина. — В следующий раз вообще сбегу из лазарета. Вы хоть знаете, что вас три дня не было? Тюремщица сказала, что за вами уже собрались отправлять спасательную группу. Я думала, вы уже не вернётесь.
— Вернулись и даже принесли добычу, — я встряхнул сумкой с кристаллами. — Правда, нас обвинили в убийстве и на неделю отстранили от занятий, а потом нас ждёт
— Ура!
Первым делом мы отвели Кристину в её комнату, а потом разбрелись по своим. Спать хотелось просто адски — оно и неудивительно, если мы провели в Данже целых три дня. Время там пролетело незаметно, организм бессонницу перенёс хорошо, потому что мы постоянно поглощали энергию из кристаллов. Пока меня допрашивали, я как-то даже не догадался поинтересоваться, какое сегодня число. Но теперь у меня есть целая неделя каникул — отдохну на год вперёд! Напевая под нос «А нам всё равно», я открыл дверь и шагнул в комнату, но под сапогом что-то зашуршало, и моя нога поехала вперёд.
— Да чтоб тебя Изнанка сожрала! — выругался я и нагнулся. Обычный конверт, без магических отпечатков и ловушек. Прислали его из посёлка Рассветный, Краснодарского края, от… Леры и Веры Добрых. Неожиданно. Я открыл конверт и достал письмо.
«…мы пишем тебе, потому что ты не убил нас. А во-вторых, потому что нам некому больше писать. Скорее всего, ты ненавидишь нас и считаешь предательницами, а таких людей спасать совершенно не хочется, но, пожалуйста, дочитай до конца. Нам правда требуется твоя помощь, и не только нам. После того, как мы не смогли тебя убить, нас продали в рабство. Здесь сотни таких же несчастных, как мы. Нас бьют, не кормят, заставляют работать круглыми сутками. За последние три дня умерло пять человек. Хотя нас-то и за людей не считают. Наверное, ты посчитаешь нашу просьбу о помощи ловушкой. Мы не сможем тебя переубедить. Только молиться, чтобы ты нам поверил…»
Я положил письмо на стол и завалился в кровать. Голова не варила, так что с письмом служанок-предательниц я разберусь завтра и решу, как поступить.
Три часа назад, север Краснодарского края, посёлок Рассветный.
Лера металась в лихорадке. Сегодня владелец фермы избил её кнутом за то, что она украла две морковки, картошину и три яйца. Тех помоев, которые им выдавали раз в день, катастрофически не хватало. Лера чувствовала, что медленно умирает, но на это ей было плевать. Больше её волновало, что Вера не приходила в себя уже второй день — она неумолимо угасала от банального недоедания. На ферме же царили жестокие законы: кто не работает — тот не ест. А если человек не работает больше трёх дней, то его куда-то уводят. Навсегда.
Лера не могла просто смотреть, как Вера умирает, потому и украла еду — и даже успела покормить сестру, но кто-то из рабов донёс на неё владельцу фермы.
— Пожалуйста, — прошептала Лера, сжимая руку сестры. — Пожалуйста, поверь нам…
Она повернула голову, чтобы посмотреть на небо через дыру в крыше. Сегодня на небосклоне было очень много звёзд. Лера сделала натужный вдох, понимая, что, вероятно, видит звёзды в последний раз. Она задумалась о том, когда повернула не туда? Почему оказалась именно здесь? Разве она настолько плохой человек, чтобы умирать вот так — как лишайная собака, в грязном сарае? Наверное, впервые за всё время, проведённое в рабстве, она искренне раскаялась за все свои плохие поступки. Лера слепо смотрела на небо и звала Марка Ломоносова. Но очень скоро её охватил сильный жар, и она потеряла сознание.