Повелитель Вселенной
Шрифт:
Есуй смотрела на ряды и кольца кибиток и шатров, которые стояли на присыпанной песком каменистой почве с пробивающейся зеленой травой. Женщины чувствовали себя неспокойно во время путешествия. Перед выступлением войска по стану хана прошел слух, что одному шаману приснилось, будто на землю упала звезда и будто солнце затмилось. Есуй на эти слухи не обращала внимания. Елу Цуцай гадал на бараньих лопатках хану и предсказал победу.
Ее больше обеспокоило посещение ее шатра Бортэ, которая заставила Есуй поклясться
— Не покидай его, — прошептала Бортэ, признавшись, как она боится за Тэмуджина. Видеть сомневающуюся Бортэ — плохой знак.
Пыльное облачко приближалось к внешнему кольцу повозок. Есуй увидела, как всадник остановил лошадь и к нему бросились два мальчика. Один из мальчиков вдруг подбежал к другой лошади, вскочил на нее и помчался к Есуй.
У нее пересохло во рту, когда она увидела выражение лица мальчика. Он закусил губу, глаза лезли на лоб от страха.
— Великий хан! — крикнул он, приблизившись. — Великий хан упал с коня и сильно ушибся!
Есуй повернулась и позвала служанок.
К тому времени, когда охотники вернулись, Есуй с женщинами поставили юрту и укладывали второй слой войлока на первый, чтобы было потеплее. Борчу держал коня Тэмуджина под уздцы. Субэдэй сидел позади хана и поддерживал его. Тэмуджин стонал, пока Субэдэй спешивался, помогал ему сойти с коня и вел в юрту. Есуй поспешила вслед за Борчу, а за ней — шаман, которого она позвала.
Оба генерала уложили хана на постель из войлочных подушек.
— Лошадь сбросила Тэмуджина, — рассказывал Борчу. — Проклятый конь встал на дыбы, когда люди погнали к нам дичь. Тэмуджин не перестает жаловаться на боль.
Есуй подозвала шамана. Старик стал на колени возле хана и стал щупать у него под тулупом, пока Тэмуджин не оттолкнул его.
— Дай передохнуть!
— Одно ребро, по крайней мере, сломано, — сказал шаман, — и у тебя могут быть и другие повреждения, мой хан. Тебя надо перевязать, а потом привести сюда барана, чтобы…
— Перевязывай, — пробормотал Тэмуджин, — но избавь меня от курдючьего сала. Я его проглотить не смогу. — Он застонал, когда Субэдэй приподнял его и стал снимать тулуп и шапку. Шаман перевязывал ему торс длинной полосой шелка. Лицо хана блестело от пота, дыхание было коротким, лихорадочным. — Оставьте меня… дайте отдохнуть.
Голос у него был слабый.
— Уходи, — прошептала Есуй шаману. — Принеси в жертву барана и притащи мне курдюк.
Старик поспешил из юрты. Тэмуджин поправится, убеждала она себя, сомневаться в этом значило бы верить в то, что солнце на рассвете не взойдет.
Хан закрыл глаза, в горле у него захрипело.
— Нам с ним остаться? — спросил Субэдэй.
— Пусть поспит, — сказала Есуй. — Я присмотрю за ним. Приходите утром, и посмотрим, как он.
Генералы встали.
— Учитель из Китая предупреждал его, чтоб не охотился, — сказал Борчу.
— Муж поправится. — Есуй проводила их к выходу. — Самого могущественного из людей вряд ли может свалить пугливая лошадь.
Она сидела у постели всю ночь. Она укрывала его трясущееся в ознобе тело одеялами, вытирала лицо и приподнимала голову, чтобы напоить кобыльим молоком. Шаман вернулся с бараньим курдюком, она отрезала кусочки жира и проталкивала их мужу в рот.
Он не может умереть. Она скорчилась рядом с ним, прислушиваясь к его затрудненному дыханию, а шаман пел снаружи. Она боялась Тэмуджина и испытывала смешанное чувство гнева и радости, когда они совокуплялись, и это было что-то среднее между ненавистью и любовью, но он оставался средоточием мира и ее, и всего его народа.
На рассвете она вышла из юрты. Борчу и Субэдэй вернулись, но были они не одни. Вокруг костров на корточках сидели мужчины. Среди них был шаман, все они били в бубны и взывали к духам. Угэдэй сидел на корточках рядом с генералом Тулуном Черби, Тулуй стоял вместе с Монкэ и Хубилаем. Сыновья приехали с ним, чтобы присмотреть за лошадьми. Охрана вокруг шатра раздалась перед Есуй, шедшей к мужчинам.
— Успокойтесь, храбрые воины, — сказала она. — Вы не увидите копья перед этой юртой.
— Хану лучше? — спросил Субэдэй.
— Его знобит. Большую часть ночи он спал. Ему не хуже.
Тулуй Черби встал и уставился на нее своими маленькими налитыми кровью глазами.
— Мы должны поговорить с ним, — сказал он.
— Я посмотрю, проснулся ли он.
Когда она вошла в юрту, Тэмуджин поднял голову.
— Кто там, снаружи? — спросил он.
— Угэдэй и Тулуй. Несколько генералов.
— Помоги мне сесть, — попросил он.
— Тэмуджин…
— Помоги мне, Есуй.
Она опустилась на колени рядом с ним, помогла ему сесть и подперла спину подушками. Он стиснул зубы, лицо его осунулось и было мокрым от пота.
— Я встречусь с ними сейчас же.
Она пошла к выходу и закатала вверх полог. Вошли Борчу и Субэдэй, а за ними Тулуй Черби и два ханских сына. Остальные толпились у входа в маленькую юрту.
— Говорите, что хотели сказать, — приказал он, когда Есуй села рядом.
— Кажется, я могу говорить от имени всех, — сказал Тулуй Черби. — Мой хан, нам надо вернуться. Тангуты окружили стенами свои города и лагеря и никуда не денутся. Они не взвалят на себя свои дома и не уйдут. Мы можем вернуться в свой стан на Толе, подождать, пока ты не поправишься, и когда мы вернемся обратно, тангуты все еще будут там, где были.
— Вы все с этим согласны? — спросил хан.