Повелитель Вселенной
Шрифт:
— Чингисхан. — Джамуха сплюнул, снял свой надрубленный шлем и вытер лицо. — Мы посмотрим, как хорошо служат его люди своему хану, теперь, когда он привел их к поражению. Некоторые из его союзников, должно быть, жалеют о своей присяге.
— Ты показал им свою силу, — сказал Джурчедэй. — Предложи ему сдаться. Те, кто следовал за ним, будут служить тебе.
Джамуха сказал:
— Между нами не может быть мира.
— Он же твой анда, — возразил уругуд. — Напомни ему о его клятве. Твой брат отомщен. Воспользуйся слабостью Тэмуджина теперь же.
—
— Немного. Большинство погибло, сражаясь, или вынудило нас убить их, когда их брали. У нас примерно восемьдесят человек из рода хиносов, вождь их в том числе.
Проклятые хиносы были среди тех, кто первыми покинули его ради Тэмуджина.
— Я хочу посмотреть на них, — сказал Джамуха.
Мальчик подвел к ним свежих лошадей. Они сели и поехали вниз по склону, пока не приехали к ограниченному веревками загону для пленных. Те сидели, тесно прижавшись, руки их были связаны. Тут же собралась толпа воинов, дразнивших их. Оружие и доспехи у них отняли. Свежая кровь на их сорочках и штанах показывала, что многие были ранены.
Один из пленных смотрел, как Джамуха и Джурчедэй спешиваются. Джамуха встретился взглядом с воспаленными глазами Чахагана Увы, вождя хиносов.
— Мы больше никогда не встретимся, Чахаган Ува, — сказал Джамуха. — В прошлый раз я был в твоей юрте, ты говорил о нашей дружбе, потом ты забыл об этом и ночью удрал к проклятому кияту. Теперь я хочу выслушать твои последние слова.
— Я не забыл нашей дружбы. — Приземистый человек покачнулся и поднял голову. — Я ушел, потому что ясно было — вы не можете руководить нами вдвоем, и Тэмуджин понял это раньше тебя. Я никогда не собирался встречаться с тобой на поле битвы, но я дал клятву своему хану и был обязан защищать его. — Кровь полилась из раны в его лысой голове, косички, заправленные за уши, были в грязи. — Ты вызвал эту войну, ты вывел свое войско против нас… ради конокрада.
Джамуха ударил его. Чахаган зашатался, но не упал.
— Ты ничего не выиграешь, оскорбляя покойника.
— Я ничего и не хочу выигрывать. Ты бы лучше обуздывал своего двоюродного брата. А вместо этого ты позволил ему вовлечь себя в войну. Я подчинился своему хану, как и положено. Я прошу только, чтобы я и эти люди умерли достойной смертью.
Джамуха посмотрел на Джурчедэя.
— Приведи его к присяге, — прошептал уругуд. — Он был другом. Держи их заложниками, пока ты не сможешь…
Конец его фразы заглушил поднявшийся крик.
— Мечом их! — орал сзади какой-то человек.
Джамуха поднял голову. На вершине холма какой-то мальчик разводил костер под котлом.
— Достойной смертью? — тихо сказал Джамуха. — О, нет. Твоя смерть не будет достойной, и легкой для твоих людей она тоже не будет. Ты заслуживаешь той смерти, которой подыхают животные, за то, что удрал от нас и стал ничтожнее зверья, которое мы варим в своих котлах. Мы убиваем овец, прежде чем сварить их, но твои люди подвергнутся этому живыми.
Вождь хиносов открыл было рот, Джамуха выхватил из ножен меч и рубанул. Голова Чахагана Увы отлетела за ограждение, а кровь из его стоящего тела фонтаном полилась на пленных. Вперед бросились люди и стали выволакивать несчастных. Джамуха подобрал голову за косицу. Джурчедэй отпрянул, руки безвольно повисли вдоль тела.
— Вот так будут наказываться мои враги! — крикнул Джамуха. — Пусть те, кто против меня, знают, к чему приведет их предательство!
Мимо Джурчедэя проносились люди, волоча пленных к кострам. Уругуд повернулся и тяжело пошел к лошади. Джамуха презирал этого человека за его щепетильность. Ужас будет держать людей в подчинении, страх перед мщением приведет к нему людей.
Он зашагал к коню, привязал голову к лошадиному хвосту и прыгнул в седло. Люди кричали и потрясали оружием, но некоторые молча наблюдали за ним. Джамуха поднял меч и поехал по склону холма. Крики людей, которых варили заживо, были песней, славящей его победу.
57
Ястреб подлетел к Тэмулун и сел на руку девочке. Она дала птице кусочек мяса, а потом намотала бечевку на перчатку.
— Ты быстро его обучила, — сказала Оэлун.
Ее дочь повернулась в седле и улыбнулась. Птица затрепетала золотисто-коричневыми крыльями.
— Он красавец, — сказала Тэмулун. — Лучше его у меня не было.
Она надвинула шапочку ястребу на глаза. Хучу рысил рядом с ней. Девочка выросла очень красивой, с маленьким носиком, острыми скулами, длинными ресницами и зеленовато-золотистыми глазами. Но Оэлун все еще заставляла ее носить гладкую косу и самые простые и неприглядные сорочки.
Она выехала на прогулку с дочерью и двумя приемными сыновьями с утра, чтобы насладиться ясным днем, бесснежным, безветренным. К востоку от их юрт служанки расчистили снег и кормили овец. Служанки и рабыни позволяли ей лениться, всегда были чьи-то руки, которые готовили еду, доили вместо нее, вытряхивали одеяла и даже шили и вязали.
Тэмулун села и прикрыла глаза рукой.
— Тэмуджин вернулся, — сказала она.
Оэлун сощурила глаза, зрение у дочери острее, чем у нее. Три всадника ехали мимо черных бугорков юрт к ее кольцу. Она узнала любимого белого коня Тэмуджина и его темную соболиную шубу. Вторым всадником был Хасар, но она не узнала третьего.
Находиться в таком небольшом обществе было необычным для ее сына. Хана всегда окружали люди, которые просили его совета, охотились или учились военному делу, ехали с ним пробовать луки, сделанные его мастерами. Так положено мужчине, особенно хану, но ей порой хотелось, чтобы он заглянул к ней в юрту один или только со своими женщинами и детьми, как это делают другие сыновья. Он предоставлял Бортэ и братьям рассказывать ей о своих делах, а когда он приглашал ее в свой шатер, там всегда было много народа.