Повелитель Вселенной
Шрифт:
Подобные мысли не должны тревожить ее, он уже давно не мальчик, цепляющийся за мамину юбку. Он недолго пребывал в дурном настроении после своего поражения, нанесенного Джамухой прошлой осенью, сказав, по словам Бортэ, что сражение его многому научило. Оэлун была удивлена, когда много родов, включая и те, которые сражались против ее сына, попросились на осеннюю охоту, которую устраивал Тэмуджин, и она удивилась, что он разрешил им присоединиться и щедро оделил их добычей. Его суждения имели вес. Новые союзники превосходили числом тех, что пали в сражении при Далан-Галжуте.
Сын и его спутники остановились возле ее юрты.
— Кажется, — сказала Оэлун, — хан хочет посетить нас. Поехали, все поехали.
Тэмулун воспротивилась.
— Скоро стемнеет. Не могли бы мы…
— Недолго, дочка. Я жду тебя к тому времени, когда управлюсь с приемом твоих братьев и их товарища.
Тэмуджин направлялся к ней. Оэлун легонько щелкнула нагайкой лошадь и поскакала по снежной равнине. Хасар громко приветствовал ее, лицо третьего человека было скрыто глубоко надвинутой шапкой.
— Мама, — крикнул Хасар, — посмотри, кто приехал, чтобы присоединиться к нам. Вернулся старый друг отца.
Тэмуджин улыбнулся. Человек поднял голову. Усы у него стали длиннее, и лицо было смуглое и дубленое, но черные глаза Мунлика оставались теми же.
— Мунлик!
Оэлун подняла руку, да так и осталась, будто проглотив язык. Тэмуджин рассмеялся и поманил ее. Конечно, он счастлив и не только потому, что хонхотат был старым сподвижником его отца. Он покорил еще одного сомневающегося из союзников анды.
— Приветствую тебя, почтенная госпожа, — сказал Мунлик. — Как это случилось, что годы пощадили тебя?
Оэлун улыбнулась, а потом вытянула из-под головного убора шерстяной платок и укутала в него лицо.
— Это платок многое скрывает.
— Ты слишком скромна, хатун. До сих пор скачешь, как девочка, и лицо, я вижу, не изменилось.
Дурацкие слова, но тем не менее это льстило ей. Они поехали к куреню.
— Мунлик приехал в стан к Джурчедэю, — сказал Тэмуджин, — и сказал, что он привел своих людей присоединяться к нам. Нам есть, что отметить.
«Самое время, — подумала она. — Мунлик выжидал слишком долго».
— Я хотел прийти раньше, — сказал Мунлик, — и все же мне казалось, что обещание привязывает меня к Джамухе, поскольку это Тэмуджин покинул его. Но я не мог больше служить такому жестокому человеку.
Он подразумевал, что выиграет больше, примкнув к более сильному вождю. Что бы там ни вытворял Джамуха, Мунлик остался бы с ним, если бы Тэмуджин не становился все более сильным. Оэлун подумала, что он все тот же, расчетливый, всегда подсчитывающий, что выиграет, перед тем, как что-либо сделать.
— Я довольна, что ты здесь, — наконец сказала она. Его прибытие показывало, как падает влияние Джамухи. — Я часто думала о твоем добром отце.
— Отец служил вам хорошо, — согласился Мунлик, — как и я буду служить теперь. Я о многом сожалею, Оэлун-хатун, и в том числе о том, что не мог рискнуть безопасностью семьи и рода, прийдя к вам раньше, но я никогда не забывал о своих узах с твоим мужем и о любви к твоим сыновьям. Только моя присяга Джамухе заставила меня сражаться с вашими людьми у Семидесяти болот, но я не могу уважать человека, который так бесчестно поступает с пленными. Когда мой сын Кокочу рассказал мне о сне, в котором его привел на сторону Тэмуджина волк, я вспомнил о своих обещаниях Есугэю и зарыдал, потому что знамение моего сына показало мне, кому надо быть верным по-настоящему.
— Твоего сына? — переспросила Оэлун.
— У меня уже семь сыновей. — Мунлик приосанился в седле. — Они все погодки, и Кокочу средний по возрасту. Ему всего девять, но он уже начал овладевать шаманскими знаниями.
Они спешились у юрты Оэлун. Она поспешила к входу, а лошадей увели. В юрте были две служанки, они помогали женщинам приготовить еду.
Вошел Хасар, а за ним — другие. Тэмуджин и Мунлик шептались. Хонхотат удивленно посмотрел на нее. Так смотрят на молодых девушек, а не на мать хана. Она не привыкла к таким взглядам. Несколько седых прядей в ее косах прятались под бохтагом, но он несомненно заметил морщинки вокруг глаз.
Мужчины расположились возле постели в глубине юрты, Тэмуджин — посередине. Оэлун принесла им поесть и села слева.
— Простите, что мало, — извинилась она.
— Мы хорошо пообедали в моем шатре, — сказал Тэмуджин, — а когда пройдет весна, мы закатим пир в честь нашего старого друга и всех других, присоединившихся к нам.
— Присмотри, чтобы вожди джуркинов всегда сидели на почетных местах, — напомнил Хасар. — Тайчу и Сэче ворчат, что ты забыл о некоторых, сделавших тебя ханом.
— Значит, я должен сажать их с собой. — Тэмуджин нахмурился. — Наши родственники джуркины порой больно спесивы. — Он покончил с похлебкой и прислонился спиной к постели. — Мама хочет послушать обо всем, что случилось с тех пор, как мы расстались.
Мунлик кивнул.
— Хатун услышит об этом вечером. Теперь же мне хотелось бы услышать, что твоя красивая матушка расскажет о себе.
— Ты говоришь о бабушке, — возразила Оэлун, — у которой не хватит пальцев пересчитать внуков. — Мунлику изменяет чувство меры. — Все мои сыновья теперь женаты, один Тэмуджин подарил мне двух внуков от Бортэ и внучку от своей жены Дохон.
— И скоро появится новый, — сказал Мунлик. — Хан говорит, что Бортэ-хатун собирается родить этой весной. Ты благословенна.
— Благословенна и двумя приемными сыновьями, Хучу и Кукучу, а Тэмулун заневестилась.
Она нахмурилась, дочь должна была уже приехать. Тэмулун не торопится с возвращением или задержалась в маленькой юрте, где держат седла и птиц.
— Если она так же мила, как ее мать, — сказал Мунлик, — то она должна затмить всех юных красавиц.