Повелитель железа (сборник)
Шрифт:
Сам Ламуль проявил способности скульптора. Он ловко вырезал из дерева общественных деятелей, которых Тереза одевала в живописные одежды, и с кульком этих общественных деятелей на спине он исколесил всю Францию и был дружески встречаем во всех клубах, школах и других просветительных учреждениях.
Однажды, распродав все свои фигурки и получив определенное количество карточек на продукты и на мануфактуру, Ламуль за кофе сказал Терезе:
— Между прочим, я давно хотел спросить тебя, но все забывал. Почему Галавотти обманул нас тогда в Буэнос-Айресе и почему он предпочел служить тебе, а не нам?.. Ведь у тебя не было и не могло быть денег… Я вообще не понимаю, как ты покупала билеты, как ты питалась.
Прекрасная Тереза слегка смутилась.
— Право, не помню, — сказала она, — впрочем, что-то было, чем я расплачивалась… Ах, посмотри, какое облако, совсем как бутылка, поставленная на горлышко.
Ламуль поглядел на облако, вздохнул и принялся стругать новую партию.
Морису страстно захотелось посетить тот дом, где когда-то говорила ему слова любви Прекрасная Тереза, и, удрав в уличной сутолоке от Какао, он сел в метро и поехал за город. В доме Ламуля теперь помещался дом отдыха инвалидов мировой войны.
Вот те ворота, из которых он вышел однажды ночью безумец, — чтобы уже не возвратиться более. Вот окно, из которого, бывало, улыбалась ему Прекрасная Тереза.
У ворот сидел какой-то, видимо, инвалид, и общий контур его фигуры показался знаком Морису. Инвалид раскрашивал что-то, напевая сквозь зубы. Морис подошел к нему. Инвалид поднял голову, и из двух грудей вырвался одновременно крик:
— Галавотти!
— Сеньор Морис!
Через секунду оба уже сидели на скамейке, и Галавотти говорил, размахивая руками:
— Раскрашиваю себе ногу, сеньор, хочу сделать ее немного повеселее. Ведь я теперь, можно сказать, новобрачный… Вот служу сторожем… Принят, как инвалид мировой бойни… Вы сеньор, тут не говорите, что ногу мне откусила акула… Прекрасная жизнь… Честное слово… И чего раньше не догадались свергнуть правительство?., будь я правительством, я бы сам свергся… хотите перекусить, сеньор, — идемте в мою сторожку… жена приготовит нам ужин… О, быть женатым очень мило, сеньор, гораздо милее, чем болтаться на разных «Агнессах».
Они пошли по тенистому парку, под деревьями которого, на удобных гамаках, дремали безногие и безрукие старики.
Морис вздохнул.
— Как раньше не ценили люди того, чем они так безраздельно владели! Вероятно, банкир Ламуль никогда не гулял по этим пустынным дорожкам; как прекрасен был этот зеленый, стрекотом полный, огромный парк!
И вдруг задрожав, он остановился.
— Что это? — прошептал он.
Перед ним вилась дорожка, словно уходившая в темную глубь неведомого леса. И вдруг перед ним ярко, как северное сияние среди вечной ночи, явился и яркий зал, и цветы, и прекрасные женские взоры.
— Да ведь это же остров «Люлю», — вскричал он.
И в то же время из темно-зеленой чаши вышла и, улыбаясь пошла им навстречу красавица… такая красавица…
— Моя жена, — сказал Галавотти, — она вас помнит, сеньор, — но не узнает, да оно и лучше… Ну, моя пантерочка, покажи нам, как ты умеешь готовить суп из черепахи.
Вечером Морис вышел из ворот своего потерянного рая, слегка одурманенный вкусным вином, которым его угостил Галавотти.
— Всего хорошего, сеньор, — сказал тот, с чувством пожимая руку Мориса, — она не узнала вас, как я и дэдиал. А ведь, между нами говоря, была влюблена в вас, когда служила здесь в садовницах. Исполосовали вас эти черномазые дьяволы… А говорят, сеньор, остров Люлю опять где-то появился, только уж теперь никто не знает к нему дороги… Старый Пэдж умер, подавившись пулей. Ведь вот судьба. Стреляли в него, и ничего, а тут захотел проглотить и — каюк… Прощайте, сеньор.
И еще раз, пожав ему руку, он заковылял в темную глубь парка.
Морис долго слышал, как Галавотти, идя, напевал себе под нос:
О il des bottes, il des bottes, bottes…Скоро его голос затих во мраке.
Морис, пошатываясь, шел по дороге.
А вокруг под ласками теплого звездного неба на темно-зеленом ложе полей и виноградников нежилась, томилась и благоухала его самая милая, самая ласковая, самая преданная возлюбленная, прекрасная Франция.
1926
Николай Андреевич Борисов
Зеленые яблоки *
Посвящается Иосифу Григорьевичу КУПЕРМАНУ
Часть первая
Дневник Джона Бертона
Главы:
I. Посетительница Джеральда Марча (М. Арлен).
II. Красные слоны задвигались!.. (М. Арлен).
III. Знакомство под фонарем (В. Бридже).
IV. Пью за здоровье потерявших себя…(В. Бридже).
V. Будьте моей женой, Айрис! (В. Бридже, К. Крок и Ф. Келлер).
VI. Неожиданный гонорар (Марк Твен).
Глава I
Посетительница Джеральда Марча
Я глянул вниз и там у. самых дверей увидел зеленую шляпу. Свет единственного фонаря на Шип-стрит как раз падал на нее, и я мог рассмотреть, что это была ярко-зеленая шляпа, — фетровая и задорно изогнутая: из числа тех, какие у женщин, имеющих много шляп, предназначаются якобы pour le sport.
— Вы не знаете, м-р Марч дома? — спросила зеленая шляпа. Но тень, отбрасываемая полями, мешала мне видеть лицо. Это были пиратские поля, которые могли бросить вызов палящему солнцу Эльдорадо.
Я сказал, что наверное, не знаю. Я был крайне удивлен.
— Если посмотреть наверх, то можно легко увидеть, дома ли он, по свету в его окнах, Я вышел на середину переулка, и зеленая шляпа вместе со мной уставилась на верхние окна невзрачного домика.
— Там нет света. Свет ниже. Это, вероятно, в ваших комнатах.
— Свет есть, но очень слабый, — ответил я. — Он, несомненно, дома.
Она продолжала задумчиво смотреть вверх. Она была высокого роста, не слишком высокого, но настолько, насколько это идет женщине. Волосы в тени широкополой шляпы могли быть любого цвета, но я готов был поклясться что в них есть легкий оттенок золота. Они выбивались из-под шляпы и танцевали удивительно чинный танец на ее щеках. Чувствовалось, что в ее присутствии нужно соблюдать приличие и что она только что сыграла шесть сетов в теннис.