Повелительница с клеймом рабыни
Шрифт:
Константин уже сейчас мог, во всех красках представить реакцию одной из немногих женщин-серафимов. Он очень хорошо её знал. И знал, что сам бы предпочёл оказаться подольше от Тоирисы, когда она узнает, что Роалд избавился от Илдико. Причём по приказу Константина. А вот в отношении серафима Лазаруса он нисколько не сомневался – тот его решение поддержит. Если Тоириса, периодически, позволяла себе проявлять субъективность и руководствоваться личными симпатиями, то Лазарус всегда действовал по расчёту и холодным разумом. Вместе они не то, чтобы дополняли друг друга, но… по крайне мере, уравновешивали.
Константин, Лазарус и Тоириса – негласная Триада. Они были теми кто,
Константина забавляли поверья людей о священной троице – о трёх ипостасях бога, правящего Небесами и миром людей. Сами того не ведая, люди, в сущности, были правы. Именно трое серафимов определяли судьбу Эдема и, отчасти, судьбу человеческой расы.
«Если бы также можно было бы управлять и Роалдом» – вздохнул про себя Константин. О существовании Роалда на Небесах знали очень немногие. А точнее – он сам, Тоириса и Лазарус. Когда-то они втроём решили, что Роалд должен находиться под их присмотром, но… не лишаться определённой свободы. Хотя, теперь о последнем Константин жалел. На самом деле, он уже давно проклял тот день, когда Дайона создала Роалда. Белая богиня, бросив Роалда и покинув Небеса, оставила серафимам крупную проблему в лице своего бывшего возлюбленного, который после этого стал безумной, почти неконтролируемой тварью, которую невозможно было убить. Точнее, убить то было возможно, но… со слишком крупными последствиями. Поэтому Роалда приходилось терпеть. Терпеть его безумие, ненависть, безжалостность... Константина, вдруг, посетила мысль, что будь он точно уверен, что Люцифер не оставил бы Роалда в живых, попади он ему в руки… возможно, он бы с радостью отдал последнее творение Дайоны демонам. Правда, он тут же эту мысль отмёл, как недостойную серафима.
Константин зашёл в одно из помещений архива, где хранились книги иных рас, и невольно поймал собственное отражение в стекле одного из стеллажей. Как и все дети Дайоны он был красив – высок, светловолос, белокрыл. Белые с золотом и лазурной нитью долгополые одежды, длинные прямые волосы прижаты на лбу тонким золотым обручем. Канонический шестикрылый ангел… И только лицо, красивое, с правильными чертами, всё же не смогло избежать следов бремени власти. Всегда поджатые губы в тонкую полоску, и прищуренные глаза предавали ангельскому лику какое-то неправильное, хищное выражение. Константину не нравились это. Когда он заметил это выражение на своём лице впервые, он даже испугался. Но потом привык и смирился. Даже серафиму приходиться платить за власть. И выражение лица, которое приводит в замешательство молодых или наиболее впечатлительных ангелов – не самая большая плата.
Берталан сидел за столом, внимательно читая объёмный фолиант. Ещё штуки три лежали рядом. И магия, исходящая от этих книг… «Зачем Берталану книги Детей Хаоса? – удивился мужчина. – Их изучали не одну сотню раз и ничего интересного не нашли. Да и в большинстве своём книги этой безумной расы… полностью бессвязны и бессмысленны».
– Почему ты допустил последнюю глупость Роалда? – Константин начал без вступлений, просто сев напротив Берталана – раздражение после недавнего разговора вежливости не способствовало.
– О какой именно глупости ты говоришь? – Берталан даже не поднял взгляд от книги.
– А он так много совершил их в последнее время? – серафим позволил себе проявить злое ехидство. – Я о том, что привело к протесту от Люцифера. Причём, им лично подписанное! Убийство двух Высших демонов и попытка похищения правительницы Зиградена и повелительницы мира драконов! Я удивлён, как драконы ещё ничего не прислали… – пробормотал мужчина. – А ты не то, что не помешал этому, Берталан! Ты и мне ничего не сообщил!
Берталан, всё-таки, посмотрел на Константина, отодвинув книгу в сторону. Правда, взгляд его не выражал абсолютно ничего… В мире людей было несколько морей, которые были настолько солёны, что в них не водилась рыба. Глаза Берталана Константин сейчас мог бы сравнить с одним из этих морей – серой гладью воды, остающийся неподвижной. И Константин понял, что Берталана, нисколько, не интересует и не волнует этот разговор. И его это злило только сильнее.
– Не припомню, чтобы назначался надсмотрщиком Роалда, – тем временем, сказал Берталан. – И не помню такой обязанности – докладывать тебе о чём-то, Константин.
– Берталан, ну ты же старше, опытнее и умнее Роалда! Ты мог просчитать, к чему приведёт его последняя выходка. А в такое время конфликт между Адом и Небесами никому не нужен. Уж это-то ты должен понимать! Или… ты на это и рассчитывал?
Константин не удивился бы, будь оно так. Берталан был самым странным ангелом на Небесах, не считая того же Роалда. И, несмотря на то, что серафимы знали друг друга столько же времени, сколько и существовали, Константин не мог до конца понять мотивы и характер своего собрата. Знал только, что тот совершенно равнодушен к власти, политике… и что его интересует только то, что может разогнать его скуку. Если конфликт ангелов и демонов мог это сделать… Берталан мог нарочно ему и не препятствовать. Интересно же… Но тот ответил:
– Меня не интересует конфликт между Пандемониумом и Эдемом. Не интересует настолько, что у меня нет желания ни устраивать его, ни предотвращать. И кстати, предотвращать – это, вообще, твоё дело, Константин.
– Моё, – согласился серафим. – И для его предотвращения я буду использовать тебя.
«Гладь воды мёртвого моря пошла рябью. Видимо, там всё-таки кто-то живёт» – удовлетворённо подумал про себя Константин. Берталан больше не был равнодушен к разговору – брови удивлённо приподнялись, уголок рта чуть дёрнулся. Для такого, как Берталан – это буря эмоций.
– И как же ты намереваешься… меня использовать? – спросил он.
– Отправишься в Преисподнюю и сделаешь так, чтобы для Эдема (и для Роалда) не было никаких последствий от выходки последнего. Как ты это сделаешь – меня не интересует.
Но… Люцифер на это не согласится, – заметил Берталан.
Несмотря на мирный договор, посольств, что с одной стороны, что с другой, не существовало. Ни временных, ни тем более постоянных. Ангелам не было хода в мир демонов, как и наоборот. Впрочем, как думал Берталан, сильным желанием никто и не горел что-то в этом менять. Кроме него.